Чевенгур анализ произведения. «Роман «Чевенгур» единственный завершенный роман в творчестве Платонова

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой

Роман Андрея Платонова «Чевенгур» можно назвать антиутопией. Жанр во многом определяет язык произведения, далекий от литературной правильности и сочетающий в себе разговорную речь малообразованных рабочих и крестьян с канцелярско-бюрократическими оборотами. Нобелевский лауреат поэт Иосиф Бродский очень точно заметил, что Платонов «писал на языке данной утопии, на языке своей эпохи». В романе описана фантастическая Чевенгурская коммуна, где коммунизм уже наступил. Здесь главный герой романа Александр Дванов нашел общество, состоящее, включая его самого, только из одиннадцати полноправных членов - единственных оставшихся в живых и годных для коммунизма жителей города, да еще «прочих» - пришедших в коммуну бродяг «Буржуев» и «полубуржуев», то есть практически все прежнее население города, коммунары истребили в результате двух массовых расстрелов. В храме заседает ревком, Солнце объявлено всемирным пролетарием, доставляющим все необходимое для жизни (тут можно вспомнить утопический «Город солнца» Томаса Кампанеллы), труд упразднен как пережиток жадности и эксплуатации. На субботниках жители не создают никаких новых материальных ценностей, а только перемещают, сдвигая воедино, уже существующие, оставшиеся в наследство от истребленной буржуазии. Коммунизм для обитателей Чевенгура самоочевиден и самоосуществим, поскольку «когда пролетариат живет себе один, то коммунизм у него сам выходит». «Прочие» же, хотя и «распоследние пролетарии», но, по мнению чевенгурского диктатора Прошки Дванова, брата Саши, «хуже пролетариата», так как - «безотцовщина», «не русские, не армяне, не татары, а - никто», потому что «они нигде не жили, они бредут» . Согласно авторской характеристики, эти люди «были подобны черным ветхим костям из рассыпавшегося скелета чьей-то огромной и погибшей жизни». В этом образе - реальная трагедия гражданской войны, во время которой была выбита значительная часть населения, и в России появилось очень много «прочих» - беспризорных сирот, бродяг, нищих, словом, тех,

кого именуют «деклассированные элементы». Здесь проявились пагубные следствия политики «военного коммунизма» - первоначальной попытки построить коммунизм в условиях военного времени на принципах строгой, казарменной регламентации жизни общества и с широким применением террора как средства избавления от «классово чуждых» лиц. В «Чевенгуре» Платонов попытался понять, каким может быть социализм и коммунизм, построенный руками самых последних и обездоленных пролетариев в экономически отсталой, потрясенной и разрушенной гражданской войной стране. И получил ту же модель «военного коммунизма», но уже в предельной, доведенной до абсурда форме.

Мощь «прочих», по определению писателя, - в их «кажущейся немощи», которая в действительности «была равнодушием их силы». Все чевенгурцы свободны от собственности, от морали, от истории, и потому их легко могут использовать для коммунистического эксперимента вождь-фанатик Чепурный, готовый «поправить» Маркса, Ленина или Троцкого, хотя их сочинений никогда в жизни не читал, и расчетливый инквизитор Прошка Дванов. Они выбрасывают лозунг «равенства в нищете»: «. .Лучше будет разрушить весь благоустроенный мир, но приобрести в голом виде друг друга, а посему, пролетарии всех стран, соединяйтесь скорее всего!» Однако беда в том, что «жизнь прочих была безотцовщиной - она продолжалась на пустой земле без того первого товарища, который вывел бы их за руку к людям, чтобы после своей смерти оставить людей детям в наследство - для замены себя».

Чевенгурцы несут в себе надежду, «уверенную и удачную, но грустную как утрата. Эта надежда имела свою точность в том, что если главное - сделаться живым и целым - удалось, то удастся все остальное и любое, хотя бы потребовалось довести весь мир до его последней могилы». Эта программа реализуется в Чевенгуре закономерным финалом, когда почти все члены коммуны, кроме братьев Двановых, гибнут от сабель и пуль белогвардейцев. Созданный в Чевенгуре революционный заповедник «военного коммунизма» оказался нежизнеспособным Тем самым писатель утверждает, что социализм и коммунизм нельзя построить на нищете, на полном отрицании культурной традиции, начиная с «голого человека на голой земле». Он показал утопичность мечты о «чистом коммунизме», основанном только на единении «пролетариев» и «прочих» между собой и с природой при полном отказе от какой-либо трудовой деятельности. А ведь именно такие представления о будущем «коммунистическом рае» действительно были широко распространены в народе Чевенгурская коммуна - это утопия, но утопия, составленная из реальных черт России эпохи «военного коммунизма» и начала нэпа. Платонов демонстрировал читателям несостоятельность взглядов на революцию как универсальный способ последнего и окончательного разрешения всех вопросов бытия. Он доказывал, что нельзя подогнать живую жизнь под готовый коммунистический идеал, выведенный чисто умозрительно и не опирающийся на конкретную действительность.

В финале «Чевенгура» Саша Дванов на коне. Пролетарская Сила скрывается на дне озера, чтобы, подобно былинному богатырю Святогору, в недрах земли ждать часа, когда он вновь будет призван своим народом. А брат Саши Прошка из озабоченного материальным преуспеянием начетчика-коммуниста превращается в бескорыстного искателя своего пропавшего брата, раскаявшись в прежнем корыстолюбии. Однако время, когда писатель кончал роман, 1929 г, не располагало к оптимизму и давало мало шансов на то, что чистая душа Саши Дванова будет востребована обществом, а многочисленные Прошки Двановы, сформировавшие костяк нового господствующего класса, переродятся к лучшему. В «Чевенгуре» Платонов запечатлел реальность не только начала, но и конца 20-х годов, с насильственной коллективизацией и раскулачиванием, с выколачиванием хлебозаготовок продотрядевскими методами. Вполне актуально звучали тогда слова кузнеца Сотых, предрекавшие и будущую гибель чевенгурской коммуны, и неудачу попыток построить справедливое социалистическое общество на костях крестьян! «Оттого вы и кончитесь, что сначала стреляете, а потом спрашиваете… Мудреное дело землю отдали, а хлеб до последнего зерна отбираете; да подавись ты сам такой землей. Мужику от земли один горизонт. Кого вы обманываете-то?». Так в романе сливается воедино реальность «военного коммунизма» и сталинской коллективизации, а утопия как бы обретает черты современной писателю действительности.

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

240 руб. | 75 грн. | 3,75 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Автореферат - 240 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья

Юн Юн Сун. Формы выражения авторской позиции в прозе А. П. Платонова: 10.01.01 Юн Юн Сун Формы выражения авторской позиции в прозе А. П. Платонова (На материале романа "Чевенгур") : Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 Москва, 2005 166 с. РГБ ОД, 61:05-10/1131

1. Особенности повествования и речевой характеристики в романе «Чевенгур»: монолог в форме диалога 51

1-1. Слово как доминанта произведений А.П. Платонова 54

1-2. Точка зрения и ее носители 62

2. Система персонажей как один из способов выражения авторской позиции 75

2-1. Явление двойничества в системе персонажей 78

Глава III. Сюжетно-композиционная организация романа «Чевенгур» как внеесубъектная форма выражения авторской позиции 100

1. Роман «Чевенгур»: от мифа к действительности, или «и так, и обратно» 100

1-1. Платоновская «маленькая трилогия» 103

1-2. Пересечение границы: принцип установления хронотопа 116

2. Идея романа и «романная идея» 126

Заключение 132

Список использованной литературы 143

Литературу, в частности русскую литературу, невозможно воспринимать вне контекста времени. В числе писателей, которые в полной мере разделили судьбу «суровой и яростной» эпохи XX века, особое место занимает Андрей Платонович Платонов. Его творчество посвящено раскрытию «сокрушающей всеобщей тайны» - тайны жизни и смерти, самого «вещества существования». А.П. Платонов «и революцию воспринял не только политически, но и философски - как проявление всеобщего движения, как важнейший шаг к преображению мира и человека» 1 . В.В. Васильев, характеризуя творчество художника, увидел в его произведениях не только изображение трагической судьбы народа в революционную эпоху, но и «мучительную мировоззренческую драму самого художника, глубоко сокрытую в комически-юродивой стилистике» .

Во второй половине 20-х годов минувшего века А.П. Платонов за короткий период написал ряд крупных произведений. Среди них роман «Чевенгур» и повесть «Котлован», являясь творческой вершиной молодого писателя, занимают центральное место в наследии А.П. Платонова 3 . В романе «Чевенгур» наиболее ярко проявляются особенности стиля и художественного мышления А.П. Платонова. Недаром исследователи называют это произведение «драгоценным хрусталем» (СП Семенова), «творческой лабораторией» (В.Ю. Вьюгин), «художественным итогом» (Е.Г.

1 Трубима Л.А. Русская литература XX века. М., 2002. С. 199.

Васильев В.В. Андрей Платонов. Очерк жизни и творчества. М., 1990. С. 190.

Многие русские и зарубежные исследователи соглашаются с тем, что «Котлован» и «Чевенгур» являются кульминацией таланта молодого Платонова. Об этом см., напр., Вьюгин В.Ю. «Чевенгур» и «Котлован»: становление стиля Платонова в свете текстологии. СФАП. Вып. 4. М, 2000; Лангерак Т., Андрей Платонов. Амстердам, 1995; Seifrid Т. Andrei Platonov - Uncertainties оГsprit. Cambridge University Press, 1992; Teskey A. Platonov and Fyodorov, The Influence of Christian Philosophy on a Soviet Writer. Avebury, 1982, и т.д.

Мущенко) творчества писателя.

Судьба романа «Чевенгур» сложилась драматически. Как известно, «Чевенгур» не был напечатан при жизни писателя. Полностью роман стал известен широкому кругу читателей в России во второй половине 1980-х годов. До этого времени лишь в начале 70-х годов были опубликованы некоторые фрагменты и отрывки из романа.

Читатели на Западе познакомились с этим произведением раньше, чем на родине писателя. В 1972 году в Париже роман «Чевенгур» вышел на русском языке с предисловием М.Я. Геллера. Хотя в этом издании отсутствовала первая часть романа («Происхождение мастера»), можно сказать, что с этой публикации началась известность А.П. Платонова заграницей. Полный текст романа впервые был напечатан в Лондоне в 1978 году на английском языке, и лишь спустя десять лет он появился в России 5 .

Несмотря на то, что в Советском Союзе читатели были лишены возможности знакомства с литературным наследием А.П. Платонова, некоторые исследователи имели возможность доступа к архиву автора, в котором сохранилось множество писем, записей, рукописей, известных только самым близким писателю людям. Хотя «Чевенгур» не был опубликован в Советском Союзе, он был известен, по всей видимости, в рукописном варианте, хотя и не очень широкому кругу читателей. Например, Л.А. Шубин в статье «Андрей Платонов», появившейся в 1967 году в журнале «Новый мир», освещает творчество А.П. Платонова, основываясь на конкретных текстах, включая такие, которые не были

4 Как известно, при жизни писателя публиковались некоторые фрагменты романа.
Напр., «Происхождение Мастера»; «Приключение»; «Смерть Копенкина». Однако при
всех усилиях А.П. Платонова (напр., обращение к A.M. Горькому), целиком роман не
вышел в свет. В 1970-е годы в журнале «Кубань» (1971, № 4) был напечатан один из
финальных эпизодов под названием «Смерть Копенкина», в том же году помещен еще
один отрывок из романа «Путешествие с открытым сердцем» в «Литературной газете»
(1971. 6 окт.).

5 В 1988 году в журнале «Дружба народов» (№ 3, 4) был опубликован «Чевенгур». В
том же году полный текст романа вышел отдельным изданием (с вступ, ст. С.Г.

известны читателю того времени, начиная с ранних публикаций и заканчивая критическими заметками писателя. Кроме уже изданных произведений (рассказов), Л.А. Шубин часто упоминает роман «Чевенгур». В этой статье ученый задается вопросом, «сможет ли общественное, сознание, восполняя пробелы и прочерки своего знания, воспринять это новое органически и целостно, как «главу меж глав, как событие меж событий»» 6 . Именно благодаря труду Л.А. Шубина, начал восполняться большой пробел в истории русской литературы. Статья «Андрей Платонов» положила начало «настоящему изучению» А.П. Платонова, в частности, изучению романа «Чевенгур».

Вслед за Л.А. Шубиным в 70-е годы многие исследователи и в России, и за рубежом начали активно заниматься романом «Чевенгур». Исследователи рассматривали роман в самых разных ракурсах, при этом отмечались два подхода к изучению произведения: первый подход направлен на изучение контекста произведения (во взаимосвязи с политической ситуацией, философской и естественнонаучной теориями и др.), второй - на исследование поэтики писателя.

На начальном этапе исследователи отдали предпочтение первому подходу, то есть изучению творчества А.П. Платонова в контексте общественно-политической ситуации 20-х годов. Особое внимание уделялось философской системе писателя, воздействию на ее формирование разных российских и зарубежных философов. Многие в романе «Чевенгур» (не только в романе, но и вообще в художественной системе А.П. Платонова) отметили влияние «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова: его идеи о преобразовании мира, о преодолении смерти, о бессмертии, о победе человека над природными силами, о человеческом братстве, о строительстве «общего дома» и так далее. Данная тенденция

Семеновой). Шубин Л.А. Поиски смысла отдельного и общего существования. М., 1987. С. 188.

была особенно актуальна с начала 70-х годов до середины 80-х. Идеологический, философский контекст писателя изучается в работах Н.В. Корниенко, Ш. Любушкиной, Н.М. Малыгиной, С.Г. Семеновой, А. Тески, Е. Толстой-Сегал, В.А. Чалмаева и др.

Перенос акцента на исследование поэтики романа «Чевенгур»
наблюдается сравнительно позже, скорее, после публикации романа в
России. Исследователей этого направления можно разделить на две
группы: первая интересовалась преимущественно тематическими
аспектами творчества А.П. Платонова; вторую привлекала проблема
своеобразной формы его произведений. К первой группе относятся
исследователи, интересующиеся проблемами эстетическими,

тематическими, мифопоэтическими, антропологическими; ко второй -рассматривающие, прежде всего, проблемы языковых особенностей, повествования, точки зрения, структуры и архитектоники произведения. Несмотря на то, что у этих двух групп исследователей исходная позиция была разная, они имели одну общую цель: раскрыть и осветить авторскую позицию в творчестве А.П. Платонова, который порой даже «сам себе неизвестен».

В 80-е годы появился ряд работ, посвященных творческой биографии А. П. Платонова, не только в России, но и за рубежом. В 1982 году вышли две знаменательных работы, в которых отдельные главы посвящены роману «Чевенгур». В России появилась книга В.В. Васильева «Андрей Платонов: очерк жизни и творчества», в Париже была опубликована монография М.Я. Геллера «Андрей Платонов в поисках счастья». В.В. Васильев анализирует «сокровенный» утопический идеал А.П. Платонова, показывает становление писателя, опираясь на факты из его биографии, а также ученый раскрывает некоторые характерные особенности поэтики художника. Как показывают названия глав («Платонов против Платонова», «Прожекты и действительность»), ученый заметил изначальное

противоречие и конфликт в художественной концепции мира А.П. Платонова. В.В. Васильев подчеркивает особенность позиции автора следующим образом: А.П. Платонову как пролетарскому писателю «органически чужда позиция «над народом», «над историей» 7 - он идет к будущему из истории, с народом». Таким образом, высоко оценивая народность творчества писателя, В.В. Васильев считает А.П. Платонова «подлинным наследником и продолжателем традиции русской

литературы» .

М.Я. Геллер в главах под названиями «Вера»; «Сомнение»; «Соблазн утопии»; «Сплошная коллективизация»; «Счастье или свобода»; «Новый социалистический человек», которые показывают изменение отношения писателя к своему времени и идеалу, очерчивает литературный маршрут А.П. Платонова от молодого коммуниста и начинающего писателя к зрелому мастеру. Особый интерес проявил ученый к роману «Чевенгур». Относя роман «Чевенгур» к жанру мениппеи, М.Я. Геллер впервые определяет его как «роман приключения», для которого важное значение имеет «приключение идей» 9 . Ученый поставил ряд вопросов, которые касаются способов и форм выражения авторской позиции и до сих пор актуальны: вопрос о жанре, о сюжетно-композиционной структуре романа и его контексте и др.

Характеризуя творчество А.П. Платонова, литературоведы единодушно называют его «самым философским» (В. Чалмаев), «самым метафизическим» (С.Г. Семенова) писателем в русской литературе XX века. В.В. Агеносов считает «Чевенгур» «одной из вершин советского

7 Васильев В.В. Андрей Платонов. М. 1982 (1990) С. 95.

Васильев В.В. Там же С. 118. О народности А.П. Платонова см., также: Малыгина Н.М. Эстетика Андрея Платонова. Иркутск, 1985. С. 107-118; Скобелев В.П. О народном характере в прозе Платонова 20-х годов // Творчество А. Платонова: Статьи и сообщения. Воронеж, 1970.

Геллер М. Я. Андрей Платонов в поисках счастья. Paris, 1982 (М., 1999). С. 188.

философского романа» и справедливо пишет о свойственном роману полифонизме: «если бы эта идея» (утопическая) была «главной и единственной», то «Платонову не нужно было бы писать «Чевенгур», достаточно было бы создать «Котлован»» 11 . Е.А. Яблоков, поддерживая эту традицию, рассматривает «Чевенгур» как «роман вопрошания», роман «последних вопросов». Исследователь отмечает трудность определения авторской позиции, поскольку нередко «непонятно, как сам автор относится к тому, что изображает» 12 .

Т. Сейфрид определяет «Чевенгур» не только как диалог писателя с марксизмом и ленинизмом, но и как «роман об онтологических вопросах» 13 . Подчеркивая амбивалентность авторской позиции, ученый относит роман к жанру метаутопии (термин Г.С. Морсона) 14 . Голландский исследователь Т. Лангерак также считает амбивалентность романа отличительной чертой поэтики А.П. Платонова. По мнению ученого, амбивалентность у А.П. Платонова проявляется не только на структурном уровне, но и «пронизывает все уровни «Чевенгура»» 15 .

Традиционно многие исследователи прибегают к мифопоэтическому подходу, уделяя особое внимание «мифологическому сознанию» в романе А.П. Платонова и архетипам платоновских образов и мотивов. Данная традиция до сих пор является актуальной и одной из главных в изучении поэтики писателя. Мифопоэтический подход получил многогранное развитие в трудах Н.Г. Полтавцевой, М.А. Дмитровской, Ю.Г. Пастушенко, X. Гюнтера и др.

0 Агеносов В.В. Советский философский роман. М. 1989. С. 144. 11 Там же. С. 127.

Яблоков Е. А. Безвыходное небо (вступ, статья) // Платонов А. Чевенгур. М.,1991. С.8.

Seifrid Т. Andrei Platonov - Uncertainties of sprit. Cambridge University Press, 1992. 14 Там же. С 131.

Лангерак Т. Андрей Платонов: Материалы для биографии 1899-1929 гг. Амстердам, 1995, С. 190.

В 90-е годы, особенно после появления монографии Н.В. Корниенко «Здесь и Теперь», отмечается равновесие философско-исторического, лингвистического и литературоведческого подходов к изучению творчества А.П. Платонова |6 . В этой работе Н.В. Корниенко, основываясь на текстологических исследованиях, прослеживает творческий путь писателя к роману «Чевенгур». Определив структуру романа как «полифоническую», она видит и в этом трудность определения авторской позиции.

Многие тексты писателя благодаря усилиям ученых в эти годы реконструированы и опубликованы. Появились диссертационные исследования, в которых рассматривается поэтика произведений А.П. Платонова с разных точек зрения: мифопоэтической (В.А. Колотаев, Я.В. Солдаткина); языковой (М.А. Дмитровская, Т.Б. Радбиль); антропологической (К.А. Баршт, О. Мороз) и др. В это же время были предприняты серьезные попытки текстологического анализа романа «Чевенгур». В диссертации В.Ю. Вьюгина текстологический анализ сочетается с изучением творческой истории романа «Чевенгур» |7 . Сравнивая роман в разных аспектах с его первым вариантом «Строители страны», исследователь отмечает образность и сжатость формы и содержания «Чевенгура» по сравнению с его предыдущим вариантом. Среди работ о «Чевенгуре» особого внимания заслуживает монография Е.А. Яблокова, где представлены и систематизированы материалы, касающиеся романа.

Помимо этого, не только в Москве (ИМЛИ), в Санкт-Петербурге (ИРЛИ), но и в Воронеже, на родине писателя, регулярно проводятся

16 Корниенко Н.В. История текста и биография А. П. Платонова (1926-1946) // Здесь и
Теперь. 1993 №1.М, 1993.

17 Вьюгин В.Ю. «Чевенгур» Андрея Платонова (к творческой истории романа). Дис.
...кан. филол. наук, ИРЛЩПушкинский Дом) РАН, СПб., 1991; еще см.: Вьюгин В.Ю.
Из наблюдений над рукописью романа Чевенгур // ТАП 1. СПб, 1995; Повесть А.
Платонова «Строители страны». К реконструкции произведения // Из творческого
наследия русских писателей XX века. СПб., 1995.

конференции, посвященные творчеству А.П. Платонова, в результате которых вышли сборники «Страна философов Андрея Платонова» (вып.1-5); «Творчество Андрея Платонова» (вып. 1.2) и др. В частности, конференция, проводившаяся в ИМЛИ в 2004 году, была полностью посвящена роману «Чевенгур». Это показывает неослабевающий интерес исследователей к этому роману, который безоговорочно можно отнести к числу высших художественных достижений А.П. Платонова.

Однако, несмотря на внимание литературоведов к творчеству А.П. Платонова, многие вопросы еще остаются неразрешенными. Во-первых, хотя в последние годы платоноведы активно занимаются текстологическими исследованиями, еще нет канонического текста романа «Чевенгур». Поэтому при изучении произведения надо иметь в виду, что существуют разные варианты текста 19 . Во-вторых, мнения исследователей по поводу трактовки авторской позиции, отдельных эпизодов, даже фраз произведения нередко расходятся. По этим причинам освещение авторской позиции в творчестве А.П. Платонова заслуживает особого внимания и специального исследования. Таким образом, при всем литературоведческом интересе к роману «Чевенгур», проблема авторской позиции до сих пор относится к числу наиболее дискуссионных. Осмысление этой проблемы открывает новые перспективы для понимания ряда фундаментальных вопросов поэтики А.П. Платонова, в частности, при изучении так называемой цепи романных произведений писателя

18 Яблоков Е.А. На берегу неба. Роман Андрея Платонова «Чевенгур». СПб., 2001.

19 В связи с этим литературная судьба «Котлована» оказалась более счастливой, чем
«Чевенгура». В 2000 году вышло в свет академическое издание повести,
подготовленное сотрудниками ИРЛИ (Пушкинский Дом). Далее все ссылки на
основной текст повести «Котлован» даются по данному изданию с указанием страниц в
круглых скобках. Платонов А. Котлован, СПб., Наука, 2000; Если речь идет о
«Чевенгуре», то существуют два более или менее «массовых издания»: 1)Платонов А.П.
Чевенгур. М: Художественная литература, 1988. 2) Платонов А.П. Чевенгур. М.:
Высшая школа, 1991. Между этими изданиями почти не существует текстуальных
расхождений. Далее все ссылки на основной текст романа «Чевенгур» даются по
второму изданию с указанием страниц в круглых скобках.

(«Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва») , которые являются трилогией «утопического проекта» А.П. Платонова.

Таким образом, актуальность диссертации определяется возросшим интересом исследователей к проблеме авторской позиции в художественных произведениях и недостаточной изученностью творчества А.П. Платонова в данном теоретическом аспекте.

Основным материалом исследования послужил роман «Чевенгур». В диссертации проведены сопоставления романа «Чевенгур» с повестью «Котлован» и с романом «Счастливая Москва», что позволило выявить типологические закономерности и подчеркнуть своеобразие главного произведения А.П. Платонова.

Научная новизна исследования обусловлена тем, что текст романа «Чевенгур» впервые анализируется как художественное целое в избранном теоретическом аспекте. В диссертации синкретически рассматриваются субъектные и внесубъектные формы выражения авторской позиции и осмысливаются их взаимоотношения с философско-эстетической позицией автора. Исследуемые произведения («Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва») впервые рассматриваются как романная трилогия.

Цель диссертации - раскрыть особенности поэтики А.П. Платонова через исследование специфики форм художественного воплощения идеалов писателя в его творчестве.

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи : 1. Теоретически осмыслить проблему автора и авторской позиции:

Уточнить и провести терминологическое разграничение концепций «автор», «образ автора», «авторская позиция», «точка зрения»;

Условно мы будем относить три произведения А.П. Платонова («Чевенгур» «Котлован», «Счастливая Москва») к романному жанру.

произведении.

2. Проанализировать роман «Чевенгур» в избранном теоретическом
аспекте, на основе соотношения субъектных и внесубъектных форм
выражения авторской позиции. Для этого:

рассмотреть формы повествования в романе «Чевенгур»;

раскрыть способы выражения разных «точек зрения» в романе;

охарактеризовать систему персонажей, при этом особое внимание уделить явлению «двойничества» как форме выявления авторской позиции, а также использованию диалогических отношений в произведении;

Изучить сюжетно-композиционную структуру романа как «маленькой трилогии», рассмотреть особенности хронотопа произведения.

3. рассмотреть художественные формы выражения авторской позиции и
выявить взаимосвязь между формами воплощения авторской позиции и
идеалами автора.

Методология и конкретная методика исследования определены теоретическим аспектом и конкретным материалом исследования. Методологическую основу работы составляют труды русских и зарубежных ученых по проблемам автора и героя (М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, В.В. Кожинова, Б.О. Кормана, Ю.М. Лотмана, Н.Д. Тамарченко и др.), стиля, повествования, соотношения точек зрения (Н. Кожевниковой, Ж. Женнета, Б.А. Успенского, В. Шмида, Ф, Штанцеля и др.). В диссертации учтены результаты исследований по проблемам авторской позиции в творчестве А.П. Платонова (В.В. Агеносова, СП Бочарова, В.Ю. Вьюгина, М.Я. Геллера, М.А. Дмитровской, Н.В. Корниенко, В. Ристера, Т. Сейфрида, Е. Толстой-Сегал, А.А. Харитонова, Л.А. Шубина, Е.А. Яблокова и др.).

В работе применяются сравнительно-исторический и генетический

методы, позволяющие раскрыть философско-эстетическую основу творчества писателя в контексте эпохи. Использование принципов структурного метода обусловлено необходимостью изучить средства выражения позиции автора в тексте.

Практическое значение диссертации связано с тем, что материалы и результаты исследования, а также его методика могут быть использованы при разработке учебных пособий и проведении занятий по истории русской литературы XX века и творчеству А.П. Платонова в вузе и школе.

Апробация. Основные положения исследования обсуждались на
аспирантском семинаре кафедры русской литературы XX в. МПГУ,
апробировались в выступлениях на двух международных конференциях
(«Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики,
литературоведения, истории философии» (Армавир, 2002), «VI
Международная научная конференция, посвященная 105-летию со дня
рождения А.П. Платонова» (Москва, 2004)) и на межвузовской
конференции («IX Шешуковские чтения» (2004)). Основные положения
диссертации изложены в четырех публикациях. *

Структура диссертации определена целью исследования и поставленными задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и кратного содержания на английском языке. Общий объем работы составляет 166 страниц. Список литературы насчитывает 230 наименований.

Проблема автора и авторской позиции в современном литературоведении

В античности и средневековье автор выполнял роль лишь «медиума, посредника, соединяющего внеличную творческую силу с аудиторией» . По суждению Ю.М. Лотмана, до эпохи романтизма, особенно в средневековье, каждая культура создавала в своей модели тип человека, «чье поведение полностью предопределено системой культурных кодов», и автору просто необходимо было сводить итоги «общих правил поведения, идеально воплощенных в поступках определенного лица»,2 которое имеет свою биографию. Если автор хорошо выполнял свою роль в качестве летописца, то, в принципе, не имело значения, какая личность или какая позиция у автора этого произведения, главное, он нейтрально и объективно описывал в своем произведении общий жизненный идеал того общества. Таким образом, до 17-18 вв. творческая личность автора «была ограничена» и «скована требованиями (нормами, канонами) уже сложившихся жанров и стилей».3 Автор имел универсальное и «общее лицо», в своем творчестве он присутствовал в скрытом и забытом виде, уступая свою субъективность канону общества того времени.

Немецкий классический рационализм также подчеркивал власть абстрактной истины над субъектом. В «Эстетике» Гегеля один из самых важных тезисов - это совпадение авторской личности, т. е. субъективности, с «истинной объективностью» в изображении предмета. Гегель обосновывает мысль о единстве объективного и субъективного начал художественного произведения, поэтому проблема автора у Гегеля не знает противоречия.

Расцвет романтизма, суть которого заключается в полном раскрытии неповторимой уникальности субъекта и бесконечном подчеркивании ее роли, заставил нарушить долгое «неравное равновесие» между субъектом и объектом, т. е. автором и изображаемым им предметом. В поэтике романтизма творчество «осознается как воплощение «духа авторства»»5. Теперь в пространстве произведения главным, и единственным, эстетическим событием становится «самореализация автора», в результате чего художественное произведение получает характер монолога или исповеди одного субъекта. Итак, появление романтизма и сентиментализма коренным образом изменило представление о роли автора в литературе. Произведение стало восприниматься как реализация индивидуальной творческой силы.

С развитием реализма в 19 в. проблема автора как субъекта вступила в новый этап. Цель реалистического произведения - полное воспроизведение жизни и действительности нового времени, в отличие от романтизма или сентиментализма, в центре которых находится крайнее расширение личного начала. Многообразие изображаемой жизни не давало возможности автору углубиться в собственное переживание и остаться там. В этом сложном и запутанном мире реалистического произведения автор- субъект никак не мог найти себе подходящее место, автор «с его голосом и позицией как-то терялся»6. Поэтому доминантой произведения становятся не авторская гениальность, не его личное начало, а обобщенность, реферативность и жизнеподобие самого произведения. В этом кроется неавторский, сугубо объективный характер реалистической литературы. Но с другой стороны, любое художественное произведение является творением автора, в результате чего неизбежно так или иначе связано с личностью автора. Таким образом, авторское начало отступает на второй план, и проблема автора как литературоведческая приобретает новое (точнее, современное) звучание в более сложном семиотическом смысле.

На этом историческом фоне ставится вопрос о «присутствии» автора в произведении или наоборот, «исчезновении» его из произведения: возникает идея «имманентного» авторства, «т. е. возможности и необходимости читательской и исследовательской реконструкции «организующей художественной воли» из состава и структуры созданной ею эстетической реальности»7. Значит, возникает необходимость выяснить разницу между реальным и абстрактным автором (образ автора или другие субъекты), т.е. замаскированным реальным автором образом и автором как исторической личностью. Таким образом, в начале 20-го века проблема автора (и героя) снова становится актуальной. Это тесно связано с теми эпохальными кризисными проблемами современности, которые получили отражение во всех областях науки и культуры. Интеллигенция столкнулась с принципиальной для философии 20-го века проблемой «человека» как «субъекта», проблемой очуждения и дегуманизации человека как индивида. На таком драматичном историческом фоне возникает интерес к авторскому началу, которое воспринимается как всемогущее и создающее существо, хотя бы в мире художественном.

В русском литературоведении интерес к проблеме авторского начала интенсивно развивался в 20-е годы прошлого века. Революция разрушила существующую социальную систему и заставила заново обратиться к проблеме человека как единственного существа, которое самостоятельно действует и отвечает перед Историей. Роль автора и персонажа в литературных произведениях также изменяется. Люди «выброшены из своих биографий», личность как главное лицо сюжета словно бы исчезла. В связи с этим герой как субъект теряет свой смысл в пространстве произведения, роль автора также ослабляется.

Категорию «образ автора», которая, в отличие от реального автора, присутствует в произведении как «нормативное языковое сознание», впервые ввел в литературоведение В.В. Виноградов. Опираясь на известную систему Ф. Соссюра «язык - речь (langue - parole)», предполагающую, что каждая речь отражает общую структуру языка, В.В. Виноградов утверждает, что «в каждом индивидуальном творчестве раскрываются полнее и острее общие свойства и процессы языкового развития»9. Поэтому всякая художественная литература, по Виноградову, является нормативным языковым микрокосмосом, отражающим общую сущность развития нормативного языкового макрокосмоса данной эпохи. В этом макрокосмосе (т.е. в общем языке) существует общее нормативное языковое сознание, которое довлеет над каждым говорящим. Язык художественной литературы как «микрокосмос макрокосмоса общего языка» должен иметь такого рода языковое «нормативное сознание», чтобы оно было более статичным и более отвлеченным, чем случайный говорящий субъект данного произведения (реальный автор). У носителя этого сознания нет субъективных представлений и переживаний говорящего.

Формы воплощения авторской позиции: субъектные и внесубъектные

В художественной литературе, особенно в прозе, кроме автобиографического произведения (часто и в нем), автор непосредственно в тексте не может находиться. Сущность автора определяется его «вненаходимостью», в результате чего в тексте он всегда «опосредован» - субъектными или внесубъектными формами. Что же касается форм присутствия автора в произведении, они являются весьма разнообразными. Главными «изображающими» субъектными формами выражения авторской позиции в прозаическом произведении являются «образ автора», повествователь, рассказчик, или, используя термины современного западного (особенно немецкого) литературоведения, «имплицитный автор», нарратор 29 и др. С этими разными «высказывающими» формами теснейшим образом связаны проблема точки зрения (Б.А. Успенский), слова «своего и чужого» (М.М. Бахтин), то есть проблема повествования и стиля.

«Образ автора», «повествователь», «рассказчик» - до сих пор литературоведы трактуют эти термины неоднозначно, иногда даже противоречиво. Нередко само понятие «автор» смешивается с этими понятиями. Например, у Б.О. Кормана «автор» - это субъект (носитель) сознания, «выражением которого является все произведение или их совокупность» 30 . Основная позиция исследователя формулируется следующим образом: «субъект сознания тем ближе к автору, чем в большой степени он растворен в тексте и незамечен в нем» . Здесь четко не разграничиваются пределы между реальным автором и остальными «субъектами сознания». По мнению Б.О. Кормана, «по мере того, как субъект становится и объектом сознания, он отдаляется от автора», (но на наш взгляд, отдаляется только во внешнем плане). Другими словами, по Б.О. Корману, «чем в большей степени субъект сознания становится определенной личностью со своим особым складом речи, характером, биографией, тем в меньшей степени он выражает авторскую позицию»32. Как мы видим, здесь допускается один важный момент в плане «эстетической дистанции»: здесь подразумеваются лишь внешняя дистанция и несходство между автором и другими субъектами сознания. Авторское художественное намерение, или его намеренная «вненаходимость», как нам кажется, не учитывается.

В понятие «образ автора», который введен в литературоведение В.В. Виноградовым, разными учеными вкладывается разное содержание. Так, трактовка М.М. Бахтина может быть применена не только к художественной литературе. «Образ автора» - одна из форм существования автора в своем творении, но «в отличие от реального автора созданный им образ автора лишен непосредственного участия в реальном диалоге (Он может участвовать в нем лишь через целое произведение), зато он может участвовать в сюжете произведения и выступать в изображенном диалоге с персонажами» (курсив наш) . Здесь акцентируется вторичность этого образа и отличие его от реального автора. Значит, существует некая иерархическая система: «автор реальный», который не может высказывать прямую речь и не может существовать как образ; «образ автора», созданный первичным автором. Этот образ может находиться в пространстве произведения, он свободнее и мобильнее реального автора; «герой», созданный автором реальным, может иметь дело с образом автора. Желание «первичного, формального автора» «вмешиваться в беседу героев» и контактировать с изображаемым миром «делает возможным появление в поле изображения авторского образа»34.

В отличие от понятия «образ автора», термины «рассказчик» и «повествователь» получают более конкретное определение, хотя они тоже по-разному используются и истолковываются в связи с разными типами повествования. Традиционно исследователи считают, что принципиальная разница между этими двумя терминами кроется в том, к какому миру принадлежит этот изображающий субъект. Если он живет в том же мире, где эти герои, то он является «я-повествователем»35. А если повествователь живет вне того мира, то - «он-повествователем»36. Но это определение требует оговорки, так как «я-повествователь» может делиться на две категории: первый - тот, который живет в том же мире и активно участвует в событиях, при этом его кругозор ограничивается собственными эмоциями и оценкой, второй - просто наблюдает за всем, что происходит со стороны, на этот раз он становится всего лишь летописцем.

По определению В.Е. Хализева, повествователь излагает события от третьего лица, рассказчик - от первого. Б.О. Корман определяет эти понятия по степени их выявленности (или растворимости) в тексте: «повествователь - носитель речи, не выявленный, не названный, растворенный в тексте, «рассказчик» - носитель речи, открыто организующий своей личностью весь текст».

Мнение В.В. Кожинова отличается от исследователей, которые видят рассказчика и повествователя как противоположные или разные понятия, тем, что у него повествователь представляет собой один из вариантов существования рассказчика 8 . Ученый определяет рассказчика как «условный образ человека, от лица которого ведется повествование в литературном произведении», благодаря которому «возможно «нейтральное», «объективное» повествование, при котором сам автор как бы отступает в сторону и непосредственно создает перед нами картины жизни». В художественной литературе, по мнению исследователя, можно найти разные варианты существования образа рассказчика. Это, возможно, «образ самого автора, который непосредственно обращается к сознанию читателя» и, естественно, это «художественный образ автора, который создается в процессе творчества, как и все другие образы произведения». Очень часто в произведении вводится «особый образ рассказчика, который выступает как отдельное от автора лицо. Этот образ может быть близок к автору, или может быть очень далек от него по своему характеру и общественному положению.

Особенности повествования и речевой характеристики в романе «Чевенгур»: монолог в форме диалога

Традиционно в платоноведении авторская позиция характеризуется такими терминами, как «полярность», «амбивалентность», «двойственность», «дихотомичность» и др. Данная оценка исследователей во многом зависит от особенностей отношения автора к изображаемому миру. Известное замечание A.M. Горького о характере романа «Чевенгур» («лирико-сатирический»)1 дало направление поиску. Самой антиномией словосочетания «лирико-сатирический» объясняется сложность в определении авторской позиции этого произведения.

Трудность интерпретации текста А.П. Платонова и определения авторской позиции, в первую очередь, кроется в уникальном языке писателя. В отличие от своих современников (И.Э Бабеля, М.М. Зощенко, Б.А. Пильняка, Е.И. Замятина и др.), как утверждает И.А. Бродский, А.П. Платонов писал на «языке своего времени». Он погрузился в глубину сознания своей эпохи, полностью подчинив «себя языку эпохи»2 . Благодаря своеобразному языку и его «неправильной прелести» (Н.И. Гумилевский) А.П. Платонов смог достичь свойственной ему амбивалентности и «излишества» смысла.

Принципиальные признаки уникального языка молодого писателя присутствуют в романе «Чевенгур». Во-первых, как справедливо отметил первый читатель «Чевенгура» - Г.З. Литвин-Молотов, роман «обилен разговорами», особенно собственно «чевенгурская» часть романа, которая состоит из диалогов между героями. Недаром A.M. Горький, прочитав рукопись, предлагал переделать роман в пьесу. Такая мысль A.M. Горькому была «внушена» языком А.П. Платонова. По мнению великого писателя, со сцены, из «уст неглупых артистов, он (роман) звучал бы превосходно»3.

Во-вторых, несмотря на то, что роман «обилен разговорами» героев, персонажи думают и говорят абсолютно «по-платоновски». В романе, по мнению многих исследователей, языковая характеристика каждого героя, включая повествователя, представляет собой одну из разновидностей языка самого автора. Язык автора доминирует над всем: над языком персонажей, над сюжетной линией, даже над пространственно-временной структурой. Или, наоборот, как пишет Л.А. Шубин, авторская речь в произведениях А.П. Платонова стремится, как к своему пределу, к речи героев. В любом случае, в романе язык разных субъектов одинаков в сущности. Иными словами, роман мог бы стать монологом молодого писателя.

Но это монолог особого рода, поскольку авторская позиция, варьируясь, воплощается в языковом диалоге разных персонажей. Основание для такого толкования дает сам автор в следующем высказывании: «мои идеалы однообразны и постоянны. Я не буду литератором, если буду излагать только свои неизменные идеи, меня не станут читать. Я должен опошлять и варьировать свои мысли, чтобы получились приемлемые произведения»4.

Еще одной важнейшей особенностью языка является «избыточность» смысла: «жить главной жизнью»; «думать в свои мысли»; «думать в своей голове»; «знать в уме» и т. п. 5. Может быть, как предполагает Е.А. Яблоков, истина у А.П. Платонова не есть данность - «она есть процесс: поэтому всякое слово о мире справедливо в лучшем случае отчасти». Из-за этого возникает впечатление, как будто «страдают не только персонажи, но и сам язык платоновской прозы от невозможности «выговориться»»6. От невозможности «выговариваться» возникает «избыточность» языка у А.П. Платонова. Противоположные явления - «молчание» или «нехватки слов» - происходят по этой же причине.

Кроме «избыточности», в языке А.П. Платонова еще существует известное антиномическое явление - сочетания несочетаемого: «сходятся вместе слова, которые словно тянут в разные стороны»7, как в следующих выражениях: «бедное, но необходимое наслаждение»; «вещество существования»; «жестокая жалкая сила». Именно такое явление способствует выражению «лирико-сатирического» отношения автора к изображаемому.

Нельзя упускать из виду тот факт, что в романе не только устное, но и «слово письменное» тоже играет немаловажную роль. Формы письменного текста в «Чевенгуре» являются весьма разнообразными и продуктивными: это документы, протоколы, письма, вывески, лозунги, песни, отрывки из книг и даже надписи на могиле. Все эти «вставные элементы» делают композиционное единство романа довольно условным, определяемым в первую очередь единством авторской позиции. Таким образом возникает своеобразный сплав письменной и устной речи как различных, хотя и тесно взаимосвязанных, форм выражения идеала художника, его философской эстетической позиции.

Роман «Чевенгур»: от мифа к действительности, или «и так, и обратно»

Несмотря на то, что роман «Чевенгур» находится в зоне постоянного внимания исследователей, многие вопросы до сих пор остаются неразрешенными, включая такие, как определение канонического авторского текста, характеристика жанра, принципы построения хронотопа и др. Как справедливо отметил В.П. Скобелев, поскольку именно «сюжетообразующая родо-жанровая структура задает первотолчок художественной деятельности» 2 , сюжетно-композиционная структура, связанная с жанровыми особенностями произведения, имеет ключевое значение при изучении авторской позиции.

При изучении жанровых особенностей необходимо иметь в виду, что роман как жанр считается одним из самых неканонических и незавершенных в истории литературы, т. е. «не строящихся как воспроизведение готовых, уже существующих типов художественного целого», однако именно благодаря этому роман может активно заимствовать в плане как формы, так и содержания у других повествовательных жанров3.

Исследователи считают, что «кризис романного жанра» начинается уже в конце XIX века. Он имеет тесную связь с разрушением достигнутого равновесия в системе «я - другой». В начале XX века данное явление «привело к разрушению «традиционного романа» как автономно существующего произведения искусства» . Как известно, в 20-е годы минувшего века О.Э. Мандельштам провозгласил «конец романа». Под словом «роман» писатель подразумевал «композиционное, замкнутое, протяженное и законченное в себе повествование о судьбе одного лица или целой группы лиц»5. Поэтому для О.Э. Мандельштама «композиционная мера романа - человеческая биография»6. Однако современники писателя не могли стать «тематическим стержнем» романа, так как они «выброшены из своих биографий».

Чаще всего в произведениях писателей 20-х годов наблюдается так называемый «кризис» романного жанра, замеченный О.Э. Мандельштамом. Например, как известно, в творчестве Б.А. Пильняка и Е.И. Замятина биография человека не составляет композиционной структуры произведения, она уже не волнует автора, теперь, прежде всего, образ массы становится доминантой произведения. В их произведениях фабулы как таковой нет, часто роман является сбором фрагментов, не связанных друг с другом. Или, например, в произведениях М. Пруста, Дж. Джойса, Ж. П. Сартра не биография героя, а его внутренний мир и «поток сознания» становятся сюжетом романа. Однако, как бы парадоксально ни звучало это, в XX веке именно с «гибелью» и «концом романа» (т. е. определенного, «классического» этапа его развития) наступила новая эра этого жанра, одного из самых значительных «нарративных жанров» современности. Благодаря художественным экспериментам российских и зарубежных писателей, которые хотели создать идеальную форму для человека, «потерявшего» свою биографию, роман в XX в. снова расцвел как один из главных повествовательных жанров. Теперь, приобретая новую жизнь, роман представляет собой жанр открытый, находящийся в становлении; сущность романного жанра не ограничивается традиционными качествами, то есть событийностью и сюжетностью.

В вышеизложенном контексте «Чевенгур» как роман является интереснейшим объектом исследования, потому что вначале он был написан фрагментами, а уж потом спроектирован автором как единое целое, в связи с чем представляется нетрадиционным в плане формы и содержания романного жанра. Хронотоп и сюжетная структура произведения - не беспрерывные, а дискретные, не линейные, а фрагментарные, не событийные, а анекдотичные. В связи с этим в романе доминирует свойственное мифологическому мироощущению циклическое мироустройство: повторяющееся начало; отсутствие понятия «начала и конца» не только в пространственно-временной конструкции, но и в восприятии героев. Таким образом, в романе наблюдается ряд элементов мифологического текста7.

Предполагая, что роман «Чевенгур» является маленькой трилогией, обладающей своими собственными художественными закономерностями в плане формы и содержания, мы будем рассматривать его сюжетно-композиционную структуру в разных планах (особенно во взаимосвязи с жанровыми особенностями). Далее, будем раскрывать роль романа «Чевенгур» в эволюционном ракурсе: от «Чевенгура» (от маленькой трилогии) к большой романной трилогии («Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва»).

Особенности романа «Чевенгур»

Платонов ни на кого не похож. Каждый, кто впервые открывает его книги, сразу же вынужден отказаться от привычной беглости чтения: глаз готов скользить по знакомым очертаниям слов, но при этом разум отказывается поспевать за временем. Какая-то сила задерживает восприятие читающего на каждом слове, каждом сочетании слов.

И здесь не тайна мастерства, а тайна человека, разгадывание которой, по убеждению Достоевского, есть единственное дело, достойное того, чтобы посвятить ему жизнь. Герои Платонов говорят о "пролетарском веществе" (сам Платонов говорил о "социалистическом веществе"). В эти понятия он включает живых людей. У Платонова идея и человек не сливаются. Идея не закрывает человека наглухо.

В его произведениях мы видим именно "социалистическое вещество", которое стремится из себя самого построить абсолютный идеал. Из кого же состоит живое "социалистическое вещество" у Платонова? Из романтиков жизни в самом полном смысле слова. Они мыслят масштабными общечеловеческими категориями, и свободны от каких бы то ни было проявлений эгоизма.

На первый взгляд может показаться, что это люди с асоциальным мышлением, поскольку их ум не ведает никаких социально-административных ограничений. Они непритязательны, неудобства быта переносят легко, как бы не замечая их вовсе. Откуда эти люди приходят, каково их прошлое, не всегда можно установить, поскольку для Платонова это не самое важное. Все они - преобразователи мира.

Гуманизм этих людей и вполне определенная социальная направленность их устремлений заключается в поставленной цели подчинить силы природы человеку. Именно от них надо ждать достижения мечты. Именно они когда-нибудь смогут обратить фантазию в реальность и сами не заметят этого. Этот тип людей представлен инженерами, механиками, изобретателями, философами, фантазерами - людьми раскрепощенной мысли.

Герои-романтики Платонова политикой, как таковой, не занимаются. Они рассматривают свершившуюся революцию как решенный политический вопрос. Все, кто этого не хотел, потерпели поражение и сметены. И еще потому они не занимаются политикой, что в начале 20х-годов новое советское государство еще не сложилось, сложилась власть и аппарат власти.

Вторая группа персонажей - это романтики битвы, люди, сформировавшиеся на фронтах гражданской войны. Бойцы. Чрезвычайно ограниченные натуры, какие в массовом порядке обычно порождает эпоха битв. Бесстрашные, бескорыстные, честные, предельно откровенные. Все в них запрограммировано на действие. В силу понятных причин именно они, вернувшиеся с фронта, пользовались в победившей республике безоговорочным доверием и моральным правом на руководящие посты. Они приступают к делу с наилучшими намерениями и с присущей им энергией, но вскоре обнаруживается, что большинство из них в новых условиях чисто автоматически руководит так, как командовало полками и эскадронами на войне.

Получив посты в управлении, они не умели ими распорядиться. Непонимание происходящего порождало в них повышенную подозрительность. Они запутались в отклонениях, перегибах, перекосах, уклонах.

Безграмотность была той почвой, на которой расцветало насилие. В романе "Чевенгур" Андрей Платонов изобразил именно таких людей.

Получив неограниченную власть над уездом, они в приказном порядке решили отменить труд. Рассуждали примерно так: труд - причина народных страданий. Поскольку трудом создаются материальные ценности, которые приводят к имущественному неравенству. Стало быть, надо ликвидировать первопричину неравенства: труд. Кормиться же следует тем, что природа рождает.

Так, по своей безграмотности, они приходят к обоснованию теории первобытнообщинного коммунизма. У героев Платонова не было знаний и не было прошлого, поэтому им все заменяла вера. С тридцатых годов окликает нас Платонов своим особенным, честным и горьким, талантливым голосом, напоминая, что путь человека, при каком бы социальном и политическом устройстве тот ни жил, всегда труден, полон обретений и потерь.

Для Платонова важно, чтобы не был разрушен человек. Многое роднит писателя Андрея Платонова с его персонажами - правдоискателями: та же вера в существование некоего "плана общей жизни", те же мечты о революционном переустройстве всей жизни и не менее, как в масштабе всего человечества, вселенной; та же утопия всеобщего коллективного творчества жизни, в процессе которого рождается "новый человек" и "новый мир".

25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917-го года произошло одно из самых значительных событий в отечественной и мировой истории — Октябрьская Революция.

Сегодня информация о ней для многих превратилась в кашу: официальная советская историография, старавшаяся всё представить исключительно в героических тонах, столкнулась с либеральной антибольшевистской пропагандой современности, создавая в фантазии граждан десятки самых уродливых штампов, не имевших отношения к действительности.

Во многом из-за этого постепенно стирается память о том, что Революция породила феноменальный по своему размаху взрыв социального творчества. Сотни людей из самых разнообразных слоёв массово хлынули создавать новое — произведения искусства в том числе. Что в свою очередь приводит к своим локальным революциям в кино, живописи, музыке, архитектуре, театре и, конечно же, литературе.

Автор этих строк не скроет, что советская литература 20-х годов ХХ века лично для его души ближе всего. Шолохов, Леонов, Бабель, Фадеев, Платонов и другие — всё это имена, принципиально отличающиеся от большинства предшественников из прежних эпох. Они обладают истинно революционной свежестью. Потому я и берусь начать свою деятельность на ресурсе Hobbibook с этого периода российской литературы. Рад представить – А.П. Платонов, «Чевенгур».

Любое произведение желательно рассматривать неотрывно от судьбы его автора, чтобы обнаружить истоки и мотивы написания, лучше понять поднимаемые вопросы. «Чевенгур» не исключение.

Краткая биография Платонова А.П.

Как и в случае со многими другими литераторами, Андрей Платонович Климентов взял себе творческий псевдоним и стал Андреем Платоновым. Далее я буду называть его именно так.

Писатель родился на пороге ХХ века, в 1899-м году. Он происходил из вполне пролетарской семьи — его отец работал железнодорожником, мать была дочерью часовщика. Юность Андрей провёл в работе: трудился и простым подёнщиком, и помощником машиниста, и литейщиком, и ремесленным мастером. Судя по всему, молодой человек планировал продолжить свою жизнь в качестве технического специалиста — он поступил в железнодорожное училище города Воронежа, однако Революция и последующая Гражданская война радикально изменили планы.

Платонов Андрей Платонович

Во время войны Андрей Платонович некоторое время работает фронтовым корреспондентом. Вероятно, именно этот опыт привёл Платонова к первым литературным экспериментам.

На протяжении 20-х годов Андрей Платонов совмещает основную инженерную специальность с активным литературным трудом. В обеих сферах этот человек очень продуктивен. В литературе ещё и чрезвычайно смел. Он пишет повести «Епифанские шлюзы», «Сокровенный человек», «Ямская слобода», рассказы «Государственный житель», «Усомнившийся Макар» и т.д.

Самым же главным произведением 20-х годов у Платонова становится «Чевенгур» — единственный законченный роман в его творчестве. О нём нам и предстоит поговорить теперь подробно. К продолжению биографии Платонова мы ещё вернёмся.

Краткое содержание «Чевенгура»

Прежде, чем перейти непосредственно к сюжету романа, я хотел бы выразить свое опасение, относящееся к современной практике изучения литературы — краткие пересказы не должны поглощать, уничтожать само произведение в нашем восприятии.

Если прочитано лишь краткое содержание «Чевенгура», это совсем не значит, что прочитан сам «Чевенгур».

роман Чевенгур

В лучшем случае, проясняется сюжет (и то, в случае с Платоновым это вряд ли окажется сколь-нибудь полезным). Литературу, как и любое другое искусство, нужно эмоционально прожить, прочувствовать, пройти мысленный путь вместе с её автором — только тогда возможно приблизиться к пониманию отдельно взятого произведения.

Самому мне столь простая истина открылась достаточно поздно, о чём жалею.

Что ж, я должен был обозначить свою позицию и теперь с чистой совестью обращаюсь к сюжету.

История «Чевенгура» берёт своё начало в дореволюционные годы, в российской глубинке.

Главный герой романа, Саша Дванов — сын деревенского рыбака, по чудачеству своему решившего утопиться из любопытства («он видел смерть как другую губернию, которая расположена под небом, будто на дне прохладной воды, — и она его влекла» ). Сиротское детство парня проходит в приёмной семье, и каждый день ему открывается голод и нищета русского крестьянства царских времён.

Параллельно развивается линия деревенского мастера-самоучки Захара Павловича, восхищающегося любой машиной. Мастер в дальнейшем принимает Дванова к себе, когда тот стал юношей. Вместе они работают в железнодорожном депо, ухаживая за локомотивами (явно автобиографический момент из истории жизни самого Платонова). Оба этих человека близки необычной для местных обитателей пытливостью ума, попыткой понять окружающий мир, разобраться в его механике, хотя это в них сочетается с обывательской наивностью.

Вскорости где-то вдали от этих мест происходит Революция. Сначала одна (Февральская), потом другая (Октябрьская). Кругом суматоха, а Саша и Захар Павлович теперь уже стараются разгадать, кто и как станет управлять страной. Захар Павлович предлагает Дванову «для пробы» податься к большевикам.

Это предопределило выбор Сашей стороны во время начавшейся Гражданской Войны. Его зачислили в ряды РККА*.

Для справки

*РККА – Рабоче-Крестьянская Красная Армия, вооруженные силы Советской России.

Впрочем, Платонов «Чевенгур» явно пишет не для изображения масштабных баталий и братоубийственного кровопролития. Вообще, как таковая политика, идеологические позиции сторон, исторические личности автора не интересуют. Потому сама война присутствует в романе только небольшими фрагментами, призванными скорее показать Саше Дванову других людей, поставить героя в непривычные для него ситуации.

В послевоенное время Дванов возвращается в деревню к Захару Павловичу, начинает мирную жизнь. Но не тут-то было. Местный исполком отправляет Сашу изучить по округе настроения масс, и узнать, может «социализм где-нибудь нечаянно получился».

Вероятно все предшествующие события и были придуманы автором для того, чтобы отправить Дванова в такое странное путешествие, наподобие Одиссеи, в котором ему суждено встретиться со странным красноармейцем Степаном Копенкиным, другим ключевым персонажем романа.

С этого момента начинается наиболее любопытная часть романа. Словно герои средневековой легенды, Дванов и Копенкин странствуют по советской земле в поисках социализма. И вместе они окажутся в таинственном поселении Чевенгур, в котором, будто бы действительно создаётся настоящий коммунизм...

«Чевенгур» — анализ произведения

Никаких особенных подробностей течения сюжета мною не раскрыто. Разумеется, неслучайно. Одна из причин уже была названа в начале предыдущего раздела, однако мотив ещё и в том, что я хотел бы отдельно заострить внимание на многих интереснейших элементах того литературного явления, которое назвал Платонов «Чевенгур».

Важно отметить, что любая хорошая книга характеризуется не только сюжетом. Такого же, если не большего упоминания заслуживает манера писателя излагать мысли, художественные приёмы, ансамбль персонажей, жанр романа, в конце концов. О них я предлагаю поговорить сейчас.

Язык

Любая мало-мальски развёрнутая статья про А.П. Платонова так или иначе обращается к уникальному языку изложения, использовавшемуся литератором. Кто-то называет его первобытным и нескладным, кто-то отмечает обилие намеренных ошибок в построении предложения. Я бы лично сказал, что язык Платонова мистический.


«Копенкин наблюдал, как волновалась темнота за окном. Иногда сквозь неё пробегал бледный вянущий свет, пахнущий сыростью и скукой нового нелюдимого дня. Быть может, наставало утро, а может, это — мёртвый блуждающий луч луны»
.

«С вокзала шел по полю оркестр и играл печальную музыку – оказывается, несли остывшее тело погибшего Нехворайко, которого вместе с отрядом глухо уничтожили зажиточные слобожане в огромном селе Песках. Дванову жалко стало Нехворайко, потому что над ним плакали не мать и отец, а одна музыка, и люди шли вслед без чувства на лице, сами готовые неизбежно умереть в обиходе революции».

« Река течёт, ветер дует, рыба плывёт, — протяжно и спокойно начал Луй, — а ты сидишь и ржавеешь от горя! Ты двинься куда-нибудь, в тебя ветер надышит думу — и ты узнаешь что-нибудь».

«– Чего ты бурчишь? – спросил Захар Павлович.
– Я про семейство говорю: у моей бабы на пуд живого мяса – пять пудов мелкобуржуазной идеологии. Вот контровес какой висит!»

Некоторых читателей подобная манера диалогов откровенно раздражает — кажется им излишне простолюдной, грязной. Полагаю, это от непривычки, потому что определённо герои Платонова (как и герои Шолохова, Бабеля или любого иного писателя первого десятилетия Страны Советов) разговаривают совсем не так, как герои Достоевского, Толстого или Чехова. Поэтому, в таких случаях, пожалуй, стоит немного изменить угол зрения. Посмотреть на слова, как на выражение народного духа, соли земли, если угодно. Ведь персонажи советских писателей зачастую «академиев не кончали».

Персонажи

Лично для меня самый интересный элемент романа «Чевенгур» — это характеры. Каждый из них представляет чуть ли не целую вселенную. И в большинстве своем все они большие идеалисты. Платонов рисует мир суровых и грубых мужчин, которые простодушно и эмпирически изо всех сил пытаются построить новый мир, мир всеобщего счастья для трудового народа. И здесь, конечно, нужно остановиться на нескольких наиболее заметных.

Саша Дванов — во многом списанный автором с самого себя молодой человек. Он разбирается в технике, в нём живёт желание преобразовать мир вокруг себя во что-то более прекрасное. При этом Дванов склонен к рефлексии и унынию. Быть может, эта черта передалась ему по наследству от утопившегося отца, и душа родителя каким-то эхом всегда сопровождает парня по жизни. Его лучшим другом становится Копенкин.

Степан Копенкин — по моему субъективному мнению наиболее фантасмагорический герой «Чевенгура». Какое-то эхо рыцарских романов: он странствует на своём верном коне по прозвищу Пролетарская сила, несущем Копенкина туда, где он больше всего нужен; он влюблён в уже погибшую Розу Люксембург*, чей портрет он с собой всегда возит и чью могилу ищет повсюду. Даже само имя Розы для него синоним Революции. В характере Степана удивительным образом сливается суровый гнев по отношению к любому врагу коммунизма и мягкосердечная доверчивость. Некоторые специалисты называют образ Копенкина с пролетарским Дон Кихотом, и небезосновательно.

Для справки

*Роза Люксембург – немецкая революционерка, представительница марксизма. Убита в результате подавления выступления берлинских рабочих в 1919-м году.

Захар Павлович — мастер, встретивший Революцию уже сильно пожилым человеком. Он всю жизнь изучает разнообразные механизмы, и весь мир, включая каждого человека в нём, выглядит для мастера лишь сложным техническим устройством, в котором наверняка можно разобраться. Не зря длительное время он работает с поездами. Перед техникой Захар Павлович испытывает почти религиозное благоговение. Правда, жизнь с Сашей Двановым во многом меняет взгляды старика. Он относится к Дванову, как к любимому сыну.

Чепурный — главный «строитель коммунизма» в селе Чевенгуре. Этот человек беззаветно предан революционным идеалам, при этом, на самом деле ничего не знает о коммунизме, как политическом или общественном явлении. Для него коммунизм явление эмпирическое, чувственное, и тоже воспринимается, как абсолютное счастье для всех. Кроме, конечно, буржуазного класса. Он понимает жизнь по крайне упрощённой логике: надо уничтожить буржуев, и на земле установится коммунизм, потому что больше нечему будет установиться. В некотором смысле Чепурный больше похож на искреннего религиозного сектанта, чем на большевика.

В тексте Платонова нам встретится и огромная россыпь ярчайших второстепенных персонажей. Например, Пашинцев, носящий вместо одежды рыцарские латы и пугающий всех обезвреженными гранатами. Или уполномоченный волостного ревкома Игнатий Мошонков, взявший себе имя Фёдора Достоевского, чтобы делать теперь «что-нибудь выдающееся». Наконец, есть даже сельский блаженный с незамысловатым прозвищем Бог, который сознательно решил питаться только землёй и не умирал при этом.

Любой, кто откроет книжку с начертанными на ней словами «Платонов. «Чевенгур», сразу окунётся в причудливую вселенную удивительных людей.

Жанр

Жанровая принадлежность романа вызывает в литературоведческих кругах ожесточённые споры. Кто-то видит в нём утопию, кто-то антиутопию, кто-то идеологический роман, кто-то философское произведение или даже народную эпопею. Думаю, что у каждого из интерпретаторов есть основания считать себя правым. Я не исключаю, что сам Андрей Платонов писал «Чевенгур» вне категорий жанра — это было что-то вроде полёта его чувства, фантазии, как бы пафосно это не звучало. Впрочем, если бы меня спросили, как бы я в целом охарактеризовал «Чевенгур», я бы ответил, что это эпическое произведение. В нём есть истинный градус эмоции, чувство трагического и глобального. Хоть я и не специалист, конечно.

И снова о творческом пути...

«Чевенгур», возможно, выразил сумму размышлений Андрея Платонова о Революции и коммунизме за долгие годы, и это однозначно возвышенное произведение.

Но пройдёт совсем немного времени, и наступит сталинская эпоха со всеми вытекающими из неё последствиями: резкой сменой курса, ужесточением контроля, всеобъемлющей цензурой и т.д. Писатель тут же реагирует на изменение ситуации и пишет самое известное своё произведение. Повесть «Котлован». Она тоже использует элементы фантастического, но уже лишена «чевенгурского» полёта, безжалостно предъявляя читателю полный мрак и тщетность усилий по построению нового прекрасного мира. Однажды товарищ Сталин скажет про Платонова: «Талантливый писатель, но сволочь».

И в писательской карьере героя нашей статьи начинается сплошная чёрная полоса. Ему почти не дают печататься, а если всё же издают, то критика всегда уничижительная. Репрессиям подвергается сын Платон. Даже в годы Великой Отечественной Войны, когда автор вновь служит военным корреспондентом, его статьи не находят понимания.

В конце жизни Андрей Платонов занимался лишь редакторской деятельностью. Умер в 1951-м году от туберкулёза. Он заразился им, когда ухаживал за умирающим сыном — тот вернулся больным из тюремного заключения.

Жизнь приготовила Андрею Платонову чрезвычайно горькую судьбу. Неповторимый по своему творческому методу и стилистике, долгое время даже при СССР он оставался писателем почти неизвестным. Снова его творчество для нас открыла только Перестройка. Но сегодня, вместе со всем советским, в какой-то степени происходит новое отрицание и Платонова. Правильно ли это?

К тому же, неважно, были ли большевики такими монстрами, как стремится нам доказать либеральная интеллигенция, или нет – они поспособствовали тому, что люди из самых разных социальных слоёв, представители различных профессий могли массово начать заниматься творчеством. Разве сегодняшняя эпоха может этим похвастаться?

Обращался к жанру антиутопии. В своем творчестве соединил утопию и антиутопию. Это характерно для всего его творчества. В начале его творчество было связано с увлечениями утопией. Затем он обратился к антиутопии. Он получил психологическое образование, как и Замятин.

В литературу он вступил как «пролетарский писатель».

22 г – сборник «Голубая глубина» - стихи.

1927 г – год утверждения писателя в русской литературе. Он публикует повести –« Город Градов», «Сокровенный человек», «Эфирный тракт» и тд..В них пересматриваютсяидеи неограниченной власти человека над природой. Уходит от науки, звучит тема маленького человека. Идеи русской философии.

«Котлован»

Андрей Платонов стал известен широкому кругу читателей только в последнее время, хотя самый активный период его творчества пришелся на двадцатые годы нашего столетия. Платонов, как и множество других писателей, противопоставивших свою точку зрения официальной позиции советского правительства, долго был запрещен. Среди самых значительных его работ можно выделить роман “Чевенгур”, повести “Впрок” и “Усомнившийся Макар”.

Я бы хотел остановить свое внимание на повести “Котлован”. В этом произведении автор ставит несколько проблем. Центральная проблема сформулирована в самом названии повести. Образ котлована - это ответ, который давала советская действительность на вечный вопрос о смысле жизни. Рабочие роют яму для закладки фундамента “общепролетарского дома”, в котором потом должно счастливо жить новое поколение. Но в процессе работы выясняется, что запланированный дом будет недостаточно вместителен. Котлован уже выдавил все жизненные соки из рабочих: “Все спящие были худы, как умершие, тесное место меж кожей и костями у каждого было занято жилами, и по толщине жил было видно, как много крови они должны пропускать во время напряжения труда”. Однако план требовал расширения котлована. Тут мы понимаем, что потребности в этом “доме счастья” будут огромны. Котлован будет бесконечно глубок и широк, и в него будут уходить силы, здоровье и труд множества людей. В то же время работа не приносит этим людям никакой радости: “Вощев всмотрелся в лицо безответного спящего - не выражает ли оно безответного счастья удовлетворенного человека. Но спящий лежал замертво, глубоко и печально скрылись его глаза”.

Таким образом, автор развенчивает миф о “светлом будущем”, показывая, что рабочие эти живут не ради счастья, а ради котлована . Отсюда понятно, что по жанру “Котлован” - антиутопия. Ужасные картины советской жизни противопоставляются идеологии и целям, провозглашенным коммунистами, и при этом показывается, что человек превратился из разумного существа в придаток пропагандистской машины.

Другая важная проблема этого произведения ближе к реальной жизни тех лет. Платонов отмечает, что в угоду индустриализации страны были принесены в жертву тысячи крестьян. В повести это очень хорошо видно, когда рабочие натыкаются на крестьянские гробы. Сами крестьяне объясняют, что они заранее готовят эти гробы, так как предчувствуют скорую гибель. Продразверстка отняла у них все, не оставив средств к существованию. Эта сцена очень символична, так как Платонов показывает, что новая жизнь строится на мертвых телах крестьян и их детей.

Особо автор останавливается на роли коллективизации. В описании “организационного двора” он указывает, что людей арестовывали и отправляли на перевоспитание даже за то, что они “впали в сомнение” или “плакали во время обобществления”. “Обучение масс” на этом дворе производили бедняки, то есть власть получили наиболее ленивые и бездарные крестьяне, которые не смогли вести нормальное хозяйство. Платонов подчеркивает, что коллективизация ударила по опоре сельского хозяйства, которой являлись деревенские середняки и зажиточные крестьяне. При их описании автор не только исторически реалистичен, но и выступает своеобразным психологом. Просьба крестьян о небольшой отсрочке перед принятием в совхоз, чтобы осмыслить предстоящие перемены, показывает, что в деревне не могли даже свыкнуться с мыслью об отсутствии собственного надела земли, скота, имущества. Пейзаж соответствует мрачной картине обобществления: “Ночь покрыла весь деревенский масштаб, снег сделал воздух непроницаемым и тесным, в котором задыхалась грудь. Мирный покров застелил на сон грядущий всю видимую землю, только вокруг хлевов снег растаял и земля была черна, потому что теплая кровь коров и овец вышла из-под огорож наружу”.

Образ Вощева отражает сознание обыкновенного человека, который пытается понять и осмыслить новые законы и устои. У него и в мыслях нет противопоставлять себя остальным. Но он начал думать, и поэтому его уволили. Такие люди опасны существующему режиму. Они нужны только для того, чтобы рыть котлован. Здесь автор указывает на тоталитарность государственного аппарата и отсутствие подлинной демократии в СССР.

Особое место в повести занимает образ девочки . Философия Платонова здесь проста: критерием социальной гармонии общества является судьба ребенка. А судьба Насти страшная. Девочка не знала имени матери, но зато знала, что есть Ленин. Мир этого ребенка изуродован, ведь для того, чтобы спасти дочку, мать внушает ей скрывать свое непролетарское происхождение. Пропагандистская машина уже внедрилась в ее сознание. Читатель ужасается, узнавая, что она советует Сафронову убить крестьян за дело революции. В кого же вырастет ребенок, у которого игрушки хранятся в гробу? В конце повести девочка погибает, а вместе с ней погибает и луч надежды для Вощева и других рабочих. В своеобразном противостоянии котлована и Насти побеждает котлован, и в основание будущего дома ложится ее мертвое тело.

Повесть “Котлован” пророческая. Ее главной задачей не было показать ужасы коллективизации, раскулачивания и тяжесть жизни тех лет, хотя писатель сделал это мастерски . Автор верно определил направление, в котором пойдет общество. Котлован стал нашим идеалом и главной целью. Заслуга Платонова в том, что он указал нам источник бед и несчастий на многие годы. Страна наша до сих пор барахтается в этом котловане, и если жизненные принципы и мировоззрение людей не изменятся, в котлован по-прежнему будут уходить все силы и средства.



Рассказать друзьям