Семейные традиции и обычаи у казаков и адыгов и их влияние на воспитание подрастающего поколения. Традиции народов Адыгеи — рождение ребенка

Если обратиться к легендам и преданиям, которые дошли до нас с древнейших времен, то обнаружится, что адыги обладали многими добродетелями и исключительными качествами, включая рыцарство, чувство собственного достоинства, мудрость и интеллект. Они также славились своей храбростью и искусством верховой езды. Национальное воспитание облагораживало их души, закаляло их моральный дух и приучало переносить усталость и трудности войн и долгих путешествий. Сыновья черкесской знати были обязаны уметь занимать гостей, разводить лошадей, спать на открытом воздухе, где подушкой им служило седло. Они жили простой, поистине суровой жизнью, воздерживаясь от всякой чувствительнности. Благодаря такому воспитанию, они приобретали моральный иммунитет и стойкость и могли переносить суровые морозы и жару спокойно. В результате, они стали народом, который обладал лучшими человеческими качествами.

Наши деды славились своей стойкостью и упорством, но после того, как они подвергались нападениям таких диких народов, как монголы, татары, гунны, калмыки и другие, они утратили эти качества и вынуждены были оставлять свои земли и скрываться в горах и глубоких ущельях. Иногда им приходилось проводить месяцы или даже годы в пустынных местах, что в конце концов вело к их деградации. К тому же у них не было ни времени, ни необходимой спокойной обстановки, чтобы заниматься полезной мирной деятельностью и пользоваться плодами современной цивилизации.

Таково было их положение в мрачные годы, отмеченные тиранией и непрочностью положения. Борьба против варваров ослабила их и привела к тому, что были забыты их добродетели. Они прозябали в нищете, растратив все навыки в ремеслах, которым научились у греков, когда еще были христианами.

Древними адыгами восхищались их соседи за военную доблесть, искусство верховой езды и красивую одежду. Они увлекались верховой ездой и держали лучшие породы лошадей. Для них не составляло труда на полном скаку вскочить на лошадь или соскочить с нее, подобрать кольцо или монету с земли. Черкесы были также чрезвычайно искусны в стрельбе из лука по мишеням. До сегодняшнего дня наши мужчины, молодые и старые, неравнодушны к оружию. Тот, кому достанется хорошая сабля или ружье, считает себя счастливым. Говорят, наши деды верили, что умение обращаться с оружием было среди первых обязанностей мужчины и что ношение оружия вырабатывало у человека отличную осанку, грацию в движениях и скорость в беге.

Когда адыги собирались на войну, они выбирали из своих рядов предводителей и возлагали на них командование войском, согласно их традициям. В большинстве случаев они сражались верхом на лошадях и не имели какого-либо заранее разработанного плана, которому надо было следовать. Командир действовал экспромтом, согласно обстоятельствам и в зависимости от быстроты собственной реакции в решительные моменты. Это были способные, смелые люди, которые не боялись опасности.

Адыги славились не только воинской отвагой, они гордились своими личными качествами, своим оружием и мужеством. Всякий, кто выказывал трусость или робость, или страх смерти на поле битвы, подвергался всеобщему презрению, и к нему относились как к отверженному. В этом случае его заставляли одеть длинную грязную шапку, сажали верхом на прокаженную лошадь и выстав­ляли напоказ людям, которые встречали его злыми насмешками. Самые храбрые воины оспаривали право занимать передние линии позиций. Они внезапно нападали на своих врагов, рассеивая их и проникая в их ряды.

Помимо исключительной храбрости, черкесы обладали и другими боевыми качествами. Они отличались способностью сражаться на больших высотах в горах и на узких перешейках, маневренностью и скоростью в местах, где другие испытывали бы серьезные затруднения, а также умели выбрать позицию в глубоких ущельях и густых лесах.

В качестве оружия в те далекие времена в своих наступательных и оборонительных сражениях они использовали мечи, длинные копья, стрелы, дубинки, тяжелые доспехи, щиты и т. д. Тщеславие порождало отвагу, бесстрашие и готовность к риску, а их чрезвычайная уверенность в себе и чувство собственного достоинства давали им безграничную личную свободу. Тем не менее, они были скромны, далеки от похотливости и низменных желаний. Предметом их гордости были лишь отвага и военные победы. Судя по нашим традициям, можно заключить, что ложь и вероломство были чужды нашим праотцам. Они шли на любую жертву, чтобы сдержать клятвы, обещания и верность дружбе. В силу своей бесхитростности они придавали этим вещам столь важное значение, какое вряд ли где еще встретишь. Среди их добродетелей были и такие, как гостеприимство и чувство ответственности за жизнь и имущество гостя.

Эти благородные обычаи оставались неизменными, несмотря на бедствия и трудности, которые выпали на долю последующих поколений. Гость все так же считается священным, и принимают его все так же как почетного члена семьи. Хозяин должен встречать своего гостя с величайшим уважением и угощать его лучшими блюдами и напитками, а когда гость покидает дом, хозяин обязан сопровождать его и оберегать от беды. Кроме того, всякий был готов оказать помощь тем, кто в ней нуждался, ибо это считалось долгом каждого человека. Обращение за помощью к другим не считалось позором или унижением, взаимопомощь была обычным явлением в таких видах деятельности, как постройка домов и уборка урожая. Если какой-либо нуждающийся странник находил у них пристанище, то ему позволялось добыть деньги незаконны­ми путями, с тем чтобы он мог улучшить свое положение. Но такая терпимость продолжалась лишь короткий промежуток времени, после чего ему предлагали прекра­тить подобные поступки.

Адыги отличались также застенчивостью. После свадебной церемонии жених не вел невесту прямо к себе в дом, а оставлял ее на некоторое время в доме одного из своих друзей, который и провожал ее в дом мужа с многочисленными подарками. И когда она отправлялась в дом мужа, ее отец обычно посылал с ней доверенного человека, который возвращался к нему через год с соответствующими подарками. Голова невесты была покрыта тонкой вышитой вуалью, которую спустя положенное время, снимал человек, прозванный «тот, кто поднимает вуаль»: проделывал он это ловко и быстро с помощью острой стрелы.

Женщина имела в обществе прекрасное социальное положение, так как она была владелицей и хозяйкой дома, и хотя черкесы в конце 19 века приняли ислам, случаи полигамии и разводов были редки.

Несмотря на то, что муж имел право требовать полного послушания своей жены, не разрешал перечить себе и покидать дом без его разрешения, все же у нее были свои личные права, и она пользовалась безграничным уважени­ем мужа и сыновей. Благодаря взаимоуважению между ними, муж не имел права бить или ругать ее. При встрече с женщиной всадник обычно спешивался и почтительно следовал за ней, он должен был оказать ей помощь или услужить ей, если она в том нуждалась.

Женщина обычно воспитывала своих детей до шестилетнего возраста, после. чего они переходили в руки мужчин, которые обучали их искусству верховой езды и стрельбы из лука. Сначала ребенку давали нож, которым он учился поражать мишень, затем ему давали кинжал, потом лук и стрелы.

Когда умирал муж, жена, согласно обычаю, в течение сорока дней каждый день посещала его могилу и проводила там какое-то время. Этот обычай назывался «обычай сидеть у могилы», но впоследствии он был забыт.

Сыновья князей обычно сразу же после рождения отправлялись на воспитание в знатные дома, знатный человек, которому оказана была честь воспитывать сына своего князя и господина, считал, что ему повезло. В доме, где он воспитывался, сына князя все звали «кан», и он оставался там в течение семи лет. Когда ему исполнялось шестнадцать лет, его облачали в лучшие одежды, сажали на лучшего коня, давали лучшее оружие и возвращали в дом отца, в котором он до этого ни разу не бывал.

Возвращение молодого князя в отцовский дом было большим событием, сопряженным со многими формальностями и условностями, так как князь должен был одарить человека, воспитавшего его сына. Он посылал ему слуг, лошадей и скот, соответственно своему положению и щедрости. Таким образом, отношения между князем и его доверенным вассалом были очень тесными, и первый без колебаний выполнял любые просьбы последнего.

Все это напоминает нам о человеке, воспитавшем нашего легендарного национального героя Андемиркана, который пал от руки князя Беслана, и о вероломном слуге, по вине которого он безоружным попал в ловушку. Князь

Беслан, прославившийся своей находчивостью, стал опасаться молодого героя, который начал соперничать с ним, угрожая его жизни и трону. Так как никто не мог выступить против него в открытом поединке, Беслан вероломно убил его. Согласно легенде, однажды князь отправился на охоту в повозке, которую катили его слуги, так как из-за своих громадных размеров он не мог ни ехать на лошади, ни идти пешком. Во время охоты Андемиркан, горя желанием показать свои способности, выгнал несколько кабанов из леса и пригнал их прямо к повозке князя, чтобы ему было легче охотиться. Затем он погнал к повозке громадного кабана, и когда тот был совсем рядом с повозкой, послал в него смертельную стрелу, которая пригвоздила кабана к одному из колес. Князь увидел в этом поступке дерзость и вызов. Он решил убить Андемиркана, вступив в заговор со своим вассалом. Они убили его, когда тот был безоружным.

Что касается дочерей князя, которые также воспитывались в знатных домах, то они входили в отцовские дома только как гостьи, а когда они выходили замуж, их калым /уаса/ отдавался тем, кто их воспитывал.

Таким образом, княжеские дети воспитывались в знатных домах, где они познавали основные нормы поведения, обычаи и традиции. Они знакомились с правилами «Хабза» - неписаным сводом моральных и социальных правил, которые соблюдались при всех обстоятельствах. Именно эти правила определяли права и обязанности каждого человека, группы или класса людей. Все, независимо от положения, должны были придерживаться их, так как любое отклонение от них считалось позорным и непозволительным.

Однако эти правила дополнялись или изменялись согласно обстоятельствам. Здесь мне хотелось бы отметить, что известный национальный мыслитель Казаноко Жабаги, воспитавший великого князя Кайтуко Асланбека, современника Петра Великого, был последним, кто внес поправки в этот свод правил.

До недавнего времени каждый черкес обычно придерживался этих правил, тщательно соблюдая их, относился к ним с уважением и не нарушал их. Именно они лежат в основе секрета героизма черкесов, так как учат мужеству, терпению, бесстрашию и другим добродетелям. И хотя их очень много, и они нигде не записаны, их знали и соблюда­ли все. Ради них молодые люди, особенно из знати, рисковали своей жизнью, лишали себя сна и довольствова­лись самым ничтожным количеством еды и питья. Они никогда не садились и не курили в присутствии старших, никогда не начинали разговор первыми. Черкесы никогда не ссорились с женщиной, не произносили бранных слов, не беспокоили соседей. Без соблюдения этих правил не мыслилась сама жизнь. Всякое неповиновение им счита­лось позорным /хейнапе/. Человек не должен был быть жадным в еде, не имел права не сдержать обещания, присваивать деньги, ему не принадлежавшие, или выказывать трусость на поле битвы. Он не должен был бежать от врага, пренебрегать своими обязанностями по отношению к родителям, оставлять себе добычу, захваченную на войне, или дичь, убитую на охоте. Черкес не должен был быть болтливым и позволять себе непристойные шутки. Таким образом, эти правила были направлены на то, чтобы сделать человека бесстрашным, вежливым, галантным, смелым и щедрым, то есть освободить его от всех человеческих недостатков.

Считалось также позором для мужчины в чьем-либо присутствии целовать своего сына, произносить имя своей жены, а для женщины - произносить имя своего мужа. Она должна была дать ему имя или прозвище, показывающее ее уважение к нему. Эти законы требовали быть выше низменной чувственности, суровости и строгости к детям. Именно по этой причине многие князья не знали своих сыновей и не видели их, пока последние не достигали зрелого возраста.

Считалось также позорным сидеть, курить или пить в присутствии отца, а также есть с ним за одним столом. Этот свод правил учил каждого, как есть, как вести разговор, как сидеть, как здороваться и определял место, права и обязанности каждого человека в обществе. Не соблюдая их, нельзя было быть настоящим джентльменом. Слово адыге буквально значит джентльмен, на национальном языке оно также обозначает название нашего народа.

Однако этот свод правил разрешал - мужчинам вступать в контакт с женщинами, а юноши с девушками могли танцевать в соответствии с правилами этикета. Точно так же не считалось позорным для юноши сопровождать девуш­ку из одного села в другое на одной лошади, чтобы попасть на свадебную церемонию или скачки. Женщины пользовались всеми правами и занимали почетное место в обществе, и хотя ислам разрешает полигамию, эта практика среди черкесов была очень редка.

Правила (Хабза). соблюдали и барды, которые были обычно простыми людьми без образования, но которые обладали поэтическим талантом и большими способностя­ми в риторике и ораторским искусством. Они перебирались верхом с места на место, чтобы читать свои стихи и принимать участие в войнах и дальних путешествиях. Бар­ды обычно произносили речи и читали экспромтом стихи перед началом битвы, чтобы воодушевить бойцов и напом­нить им о долге и славных делах их дедов.

После распространения ислама среди адыгов, число «трубадуров» постоянно уменьшалось, и вскоре они исчезли совсем, оставив лишь добрую память о себе, да несколько художественных произведений. Их песни и стихи отличались истинными художественными достоинствами и не только развлекали людей, но и помогали воспитывать их. Мы должны выразить им благодарность за наше знание событий, традиций и примеров удали ушедших в прошлое веков, и факт их исчезновения вызывает истинное сожаление.

Согласно правилам (Хабза), юноши должны были разводить породистых лошадей. Этот род деятельности и был основным занятием молодых людей, особенно княжеских сыновей, которые проводили долгие зимние ночи в седлах на открытом воздухе на выпасах, одетых в бурки. Больше других коневодством увлекались кабардинцы, и их породы лошадей были лучшими в России и на Востоке, уступая лишь арабским лошадям. До недавнего времени кабардинцы поставляли русской армии большое число отличных лошадей, так как у России было около двухсот кавалерийских дивизий.

На национальных праздниках молодые люди соревновались в езде, так как они очень любили спорт, особенно борьбу и верховую езду. Их любимым развлечением была игра, в которой участвуют всадник и пешие. Последние, вооруженные палками и кнутами, становились в круг, а всадник должен был напасть на них и прорваться внутрь круга. Пешие же мешали ему сделать это, нанося тяжелые удары. Это продолжалось до тех пор, пока какая-либо из сторон не добивалась успеха.

Свадебные церемонии проходили согласно особым правилам и обрядам. Они продолжались несколько дней и дорого стоили. Но подарки, преподнесенные жениху его родственниками и друзьями, несколько облегчали его затраты.

Танцевальные вечера носили название «джегу» и проводились лицами, которые имели на это право согласно обычаям и традициям. Они имели право прогнать с танцев любого, кто вел себя недостойным образом. Зажиточные люди одаривали их подарками. На вечерах юноши и девушки почтительно стояли, образуя круг, в то время как другие хлопали в ладони. Внутри этого круга танцевали парами, не больше одной пары каждый раз, а девушки играли на музыкальных инструментах.

Юноша выбирал девушек, с которыми хотел танцевать. Таким образом, эти вечера давали юношам и девушкам возможность лучше узнать друг друга, укрепить узы дружбы и любви, что служило первым шагом к женитьбе. В разгар танцев мужчины стреляли из пистолетов в воздух в знак радости и уважения к танцующей паре.

У нас много танцев, которые требуют мастерства и совершенства. Среди них кафа, удж, лезгинка, хешт и ло-куаже, которые одновременно чинны и красивы. Большие танцевальные вечера проходили на открытом воздухе, где появлялись и всадники, которые пытались помешать танцам, и тогда им давали простые подарки: шелковые флаги и платки, шкуру овцы и мех. Всадники удалялись и устраивали соревнования, на которых эти вещи разыгрывались как призы.

Музыка занимала важнейшее место на национальных праздниках или торжествах по поводу рождения ребенка. Среди черкесов были популярны такие музыкальные инструменты, как арфа, гитара и флейта, но впоследствии они были вытеснены гармоникой,

Молодые девушки увлекались игрой на музыкальных инструментах, слагали стихи, читали их экспромтом, обращались к юношам с рифмованными куплетами. Они свободно общались с мужчинами, несмотря на неодобрение служителей мусульманской религии, но после замужества они уже не посещали танцы, а оставались дома. До недавнего времени молодые женщины выполняли домашнюю работу, принимали гостей и прислуживали им, вышивали и делали другую подобную работу, но эти занятия были вытеснены более обычной каждодневной домашней работой и умственным трудом, потому что современные бытовые приборы привели к отмиранию тех прекрасных традиций.

Черкесы /то есть адыги/ занимались земледелием с древних времен: они сеяли зерновые, например кукурузу, ячмень, пшеницу, просо, а также сажали овощи. В нашем языке есть названия всех зерновых, кроме риса. После жатвы, перед тем как распорядиться новым урожаем, они совершали определенные обряды, так как необходимо было произнести молитвы и заклинания, после чего готовился пир из нового урожая, на который приглашались родственники и друзья. После этого можно было распоряжаться этим урожаем; выделялись пожертвования для бедных и нуждающихся, излишки продавались. Помимо земледелия наши праотцы разводили крупный рогатый скот и лошадей, и так как в древние времена не было денег, то они вели меновую торговлю и выменивали на зерно скот, ткани, одежду и другие товары.

Одежда их была похожа на наш современный наряд, который называется «черкеска», на голове мужчины носили «келпак» из мягкого меха и башлык, а на плечах «бурку» из войлока. Они также носили длинные и короткие сапоги, мех, сандалии и плотную хлопчатобумажную одежду.

Женщины носили длинное одеяние из хлопка или кисеи и короткое шелковое платье, которое называлось «бешмет», а также и другую одежду. Голову невесты украшала вышитая шапочка, отороченная мехом; она носила эту шапочку до рождения своего первого ребенка. Снять ее имел право только дядя ее мужа, дядя с отцовской стороны, но только при условии, что он одаривал новорожденного щедрыми подарками, включая деньги и скот, после чего мать ребенка снимала шапочку и повязывала голову шелковым платком. Пожилые женщины покрывали головы белыми хлопчатобумажными платками.

С самых ранних времен адыги имели обыкновение строить прямоугольные дома. Обычно четыре семьи получали квадратный участок земли, с тем чтобы построить на нем четыре дома, по одному в каждом углу.

Пространство в центре отводилось для повозок и скота. Эти строения напоминали некоторые старинные крепости в стране адыгов. Дома для гостей строились в отдалении от домов знати и на определенном расстоянии от княжеских домов. Руины старых строений и те дома, которые сейчас строят у нас на родине, убеждают, что наши праотцы строили крепости и замки для военных целей с большим мастерством и изобретательностью.

Чрезмерная гордость адыгов вызывалась их сильно развитым чувством собственного достоинства. Поэтому им трудно было стерпеть оскорбление, и они делали все возможное, чтобы отомстить за себя. Если случалось убийство, то мишенью для отмщения становился не только убийца, но и вся его семья и его родственники.

Смерть отца нельзя было оставить без отмщения. И если убийца хотел избежать ее, он должен был сам или с помощью своих друзей усыновить мальчика из семьи погибшего и воспитать его как своего сына. Впоследствии он возвращал юношу в дом отца с почестями, снабдив его лучшей одеждой, оружием и лошадьми.

Наказанием за убийство была смерть, приговор обычно выносился самим народом, убийцу бросали в реку, предварительно привязав к нему несколько камней 14.

Адыги подразделялись на несколько социальных классов, самым важным из которых был класс князей /пши/. Другими классами были класс знати /уорки/ и класс простых людей.

Представители знати /уздени или уорки/ отличались от других сословий своей культурой, привлекательной внешностью и строгой приверженностью принципам хорошего воспитания. Молодежь чрезвычайно уважала старших.

Князья занимали самое высокое положение и осуществ­ляли исполнительную власть. С помощью знати они выполняли решения и предписания, принятые большин­ством голосов на народном совете. На князя смотрели, как на святого, которому каждый человек, независимо от своего положения, должен был служить и добиваться его расположения. Каждый без колебаний мог пожертвовать собой ради князя, так как с самых ранних времен было известно, что князья - защитники народа /таково значе­ние слова пши в нашем языке/. У них было много сторонников и последователей во всех прослойках общества. Народная песня подтверждает это, заявляя: «В не­счастье наши князья - это наши крепости». Несмотря на высокое положение, святость и тот факт* что они владели всеми землями и тем, что было на них, князья были чрезвычайно скромны. Они обращались с представителями других классов как с равными, не выказывая ни гордости, ни хвастовства. Именно поэтому народ обожествлял и любил их. Князья, несмотря на свое могущество и величие, жили в скромных жилищах и довольствовались простой пищей. В большинстве случаев князь удовлетворялся куском вареного мяса и овсяным хлебом, питьем же ему служила знаменитая буза.

Таким образом, могущественный правитель ничем не владел для себя, а состояние его было таково, что люди обычно говорили: «Пищу для князя приносит сала­мандра», имея в виду, что он сам не знал, откуда она бралась.

Однако он получал все, что ему было необходимо, у своих сторонников и последователей. В ответ он должен был выполнять просьбы своих подданных и защищать их от нападений. Любой из его подданных или сторонников имел право прийти к нему в любое время посидеть с ним и разделить его пищу и питье. Князь не должен был ничего утаивать от своих подданных и должен был щедро их одаривать. Если какая-либо вещь понравилась, его подданному, например оружие, и он просил ее, князь никогда не отказывал в этом. Из-за своей" щедрости в раздаривании личной одежды князья редко были так нарядны, как их подданные. Им приходилось носить простую обычную одежду.

Страна черкесов не имела административных делений, и ее люди не подчинялись строгим законам. В большинстве случаев люди должны были сами отстаивать свою свободу и ненавидели всякое проявление строгой власти и деспотических правителей. Народ инстинктивно питал отвращение к подчинению строгим приказам, ибо полагал, что абсолютная, неограниченная личная свобода была величайшим даром бога человечеству и, следовательно, каждый имел на нее право.

И все же в семье и в обществе царила дисциплина и спокойствие. Авторитет в семье определялся по возрасту и полу. Так, дети подчинялись отцу, жена - мужу, а сестра - брату и т. д..Каждый был волен выбирать себе родину и строить себе дом, где и когда он пожелает. Традиции имели силу закона, им подчинялись во всех гражданских делах, и неповиновение им считалось преступлением.

Старшие созывали народные собрания, когда возника­ла необходимость обдумать и обсудить серьезные вопросы. Их решения считались непререкаемыми, и им беспреко­словно подчинялись.

Что касается законодательства, то здесь князья представляли проекты законов и предписаний совету старейшин, который созывался для обсуждения предло­женных проектов. Если совет одобрял предложение, оно передавалось в совет знати, который, как и совет старейшин, изучал и рассматривал эти предложения, чтобы убедиться в их полезности.

Еще в древние времена наш народ приобщился к прогрессу и цивилизации. Черкесы вооружали крепости и замки, строили стены вокруг своих городов, чтобы отбивать атаки диких народов. Кроме того, они занимались ремеслами, в том числе производством железа, которое они добывали на своей земле и из которого изготовляли домашнюю утварь, например, кружки, чашки и бочки, а также военное оружие: мечи, щиты и т.д.

Памятники, которые еще стоят на старых кладбищах и изображают героев, всадников и знатных людей с щитами, шлемами, мечами и прочими доспехами, а также надписи и резные изображения (рук, мечей, доспехов, сапог и т. д.), которые мы находим на скалах, убедительно показывают нам, как преуспели наши деды в резьбе, скульптуре, рисунке и других видах изобразительного искусства.

Много древних скульптур было обнаружено на берегах реки Лескен в Кабарде. Большинство их них - это произведения искусства в память о героях и князьях. Имена, высеченные на этих скульптурах, совпадают с именами героев, упоминаемых в наших преданиях и легендах.

Что касается древних строений, все еще существующих в стране адыгов, они были сооружены, когда народ находился под влиянием греческой цивилизации, мы и теперь находим остатки церквей, которые были построе­ны в греческом стиле. Одна из таких церквей расположена на берегу реки Кубань, а две другие лежат между реками Кубань и Теберда. Первая из них известна под названием «шууне», что означает «дом всадника», а одна из двух других известна как «хаса мива», что означает «камень судьи». Говорят, что в ней находится скала с изображени­ем ноги собаки и конской подковы, и что в скале было узкое отверстие, с помощью которого определялась виновность или невиновность обвиняемого. Каждого подозреваемого заставляли пройти через это отверстие, и утверждалось, что невиновные свободно проходили через него, как бы тучны они ни были, в то время как виновные не могли пройти независимо от своих размеров.

Адыги обычно посещали замок Джулат вблизи реки Малка, где они давали клятвы, просили прощения у бога, приносили жертвы во имя примирения враждующих братьев или друзей, когда между ними вспыхивала ссора. Если двое братьев в ссоре и хотели помириться, каждый из них отправлялся к этому замку, беря с собой лук и стрелы. И на этом священном месте они брались за разные концы стрелы, и каждый давал клятву не обманывать, не причинять вред и не ссориться с другим. Затем они ломали стрелу и возвращались как два верных друга. Известно, что после того, как это место некоторое время было оккупировано татарским князем Коджа Бердиханом, кабардинцы стали называть его Татартуп.

Одним из самых интересных мест Кабарды является Нарт-Сано, которое находится в городе Кисловодске, и где берет начало источник минеральных вод.

Это место играет значительную роль в древних народных песнях и преданиях. Древние черкесы обожествляли это место и пили из его источника. Они называли его «водой героев» или «источником нартов», о котором мы уже говорили. Когда нарты хотели напиться из этого источника, они собирались в доме своего предводителя, который был самым старшим и самым знатным из них, а к двери дома для гостей привязывали желтого быка, которого должны были принести в жертву. Затем они зажигали шесть факелов, произносили молитвы и заклинания, пели песни, в которых восхваляли источник героев: «Время пришло. Пойдемте пить из источника героев!»

Адыгейцы или западные черкесы (адыги) (самоназвание -адыгэ ) - народ в России (132 тыс. чел.), коренное население Адыгеи и Краснодарского края, в том числе Черноморского побережья от Анапы до Сочи.

Традиционные занятия - пашенное земледелие (просо, ячмень, с XIX века основные культуры - кукуруза и пшеница), садоводство, виноградарство, скотоводство (крупный и мелкий рогатый скот, коневодство). Домашние промыслы - плетение, ткачество, бурочное, кожевенное и оружейное производство, резьба по камню и дереву. Одежда и предметы быта адыгейцев издавна украшались вышивкой золотыми и серебряными нитями, шелком, шнуром, аппликацией. В узорах преобладают крупные растительные мотивы, негусто заполняющие фон. На серебряные изделия (украшения для одежды, конской сбруи и др.) тонкие растительные и криволинейные узоры наносились гравировкой, чернью, филигранью, насечкой. Несложные геометрические узоры характерны для циновок, резьбы по дереву, узорных войлоков.

Одежда общесеверокавказского типа, у мужчин – нательная рубаха, бешмет, черкеска, ременный пояс с серебряным набором, штаны, войлочная бурка, папаха, башлык, узкие войлочные или кожаные ноговицы. У женщин – шаровары, ниж. рубаха, облегающий кафтанчик, длинное распашное платье с серебряным поясом и длинными нарукавными лопастями-подвесками, высокая шапочка, обшитая серебряным или золотым галуном, платок.

Ремесла у адыгов

Кузнечное дело у адыгов [

Адыгские кузнецы в эпоху раннего средневековья, по-видимому, ещё не порвали своей связи с общиной и не выделились из неё, однако внутри общины они уже составляли обособленную профессиональную группу,…

Кузнечное производство в этот период было ориентировано в основном на удовлетворение хозяйственных нужд общины (лемехи, косы, серпы, топоры, ножи, надочажные цепи, вертела, овечьи ножницы и т. п.) и её военной организации (конское снаряжение - удила, стремена, подковы, подпружные пряжки; наступательное оружие - копья, боевые топоры, мечи, кинжалы, наконечники стрел; защитное вооружение - шлемы, кольчуги, детали щитов и т. п.).

Какова была сырьевая база этого производства, определить пока что трудно, но, не исключая наличия собственной выплавки металла из местных руд, укажем на два железорудных района, откуда металлургическое сырье (полуфабрикаты-крицы) могло поступать и кузнецам-адыгам. Это, во-первых, Керченский полуостров и, во-вторых, верховья Кубани, Зеленчуков и Урупа, где обнаружены явные следы древней сыродутной выплавки железа.

Ювелирное дело у адыгов

«Адыгские ювелиры владели навыками литья цветных металлов, паяния, штамповки, изготовления проволоки, гравировки и др. В отличие от кузнечного дела их производство не требовало громоздкого оснащения и больших, труднотранспортируемых запасов сырья. Как показало погребение ювелира в могильнике на р. Дюрсо, металлурги-ювелиры в качестве сырья могли использовать не только полученные из руды слитки, но и металлический лом. Вместе со своим инструментарием и сырьем они свободно передвигались от селения к селению, все более отрываясь от своей общины и превращаясь в ремесленников-отходников.»

Оружейное дело

Кузнецы очень многочисленны в стране. Они почти повсюду оружейных и серебряных дел мастера и в своей профессии очень искусны.

Почти непостижимо, как они с их немногими и недостаточными инструментами могут изготовлять превосходное оружие.

Золотые и серебряные украшения, которые вызывают восхищение европейских любителей оружия, изготовляются с большим терпением и трудом скудными инструментами.

Оружейные мастера очень уважаемы и хорошо оплачиваются, конечно, редко наличными деньгами, а почти всегда натурой.

Калмыки (калм. хальмгуд ) - народ; часть ойратов, мигрировавших в XVII веке в Нижнее Поволжье (Калмыкия) и на Северный Кавказ.

Основу традиционного хозяйства калмыков составляло кочевое скотоводство. В стаде преобладали овцы, курдючные и грубошерстные, и лошади калмыцкой степной породы, отличающиеся неприхотливостью; разводился также крупный рогатый скот - коровы красной породы, выращиваемые на мясо, а также козы и верблюды. Скот круглогодично содержался на пастбище, с 19 в. стали запасать корм на зиму. С переходом на оседлость (за исключением российских калмыков и тех, кто проживал на Западе, остальная часть ойрат-калмыков продолжает вести полукочевой образ жизни) стало практиковаться разведение свиней. В Приволжье и на Каспии значительную роль играло рыболовство. Немаловажное значение имела охота, главным образом на сайгаков, а также на волков, лисиц и другую дичь. Земледелием некоторые группы калмыков занимались издавна, но значительной роли оно не играло. Лишь с переходом к оседлости стало расти его значение. Выращивались зерновые - рожь, пшеница, просо и др., технические культуры - лен, табак, огородные, садовые и бахчевые. С 20 в. калмыки начинают заниматься также заливным рисосеянием. Развиты были ремесла, в том числе кожеобработка, валяние войлока, резьба по дереву и др., в том числе художественные - тиснение по коже, чеканка и гравировка по металлу, вышивка.

Мужской одеждой калмыков была рубаха с длинными вшивными рукавами и круглым вырезом ворота (она имела белый цвет) и синие или полосатые штаны. Поверх них носили сшитый в талию бешмет и ещё одни штаны, обычно суконные. Бешмет подпоясывался кожаным ремнем, богато орнаментированным серебряными бляхами, он был показателем благосостояния владельца, к поясу с левой стороны подвешивали нож в ножнах. Мужским головным убором была меховая шапка типа папахи или барашковая ушанка. Парадные головные уборы имели красную шелковую кисть, почему соседние народы называли калмыков «краснокисточные». Обувью были мягкие кожаные сапоги чёрного или красного цвета со слегка загнутыми носами, их носили с войлочным чулком-вкладышем зимой и холщовыми портянками летом.

Женская одежда была более разнообразна. Она состояла из белой длинной рубахи с открытым воротом и разрезом спереди до талии и синих штанов. Девушки с 12-13 лет поверх рубахи и штанов носили камзол, туго стягивающий грудь и талию и делавший фигуру плоской, его не снимали даже на ночь. Женской одеждой был также бииз из ситца или шерстяной ткани в виде длинного платья, в талии он стягивался поясом с металлическими накладными бляхами, а также бирз - широкое платье без пояса. Девичьим головным убором была шапочка: женский головной убор напоминал берет с широким твердым обручем внизу. Замужние женщины заплетали волосы в две косы и пропускали их в накосники чёрного цвета или бархата. Женской обувью были кожаные сапоги. Многочисленны были женские украшения - серьги, заколки, шпильки и т. д. из золота, серебра, кости, драгоценных и полудрагоценных камней. Мужчины носили серьгу в левом ухе, кольцо и браслет-амулет.

Традици и обычаи. Особое отношение к чаю как к «божественному напитку» (деедсин идэн) определило специфику чайного ритуала калмыков. Существует множество канонов, связанных с церемонией приготовления и подношения калмыцкого чая. Мы остановимся лишь на некоторых. Считается хорошей приметой, когда человеку посчастливится попасть к кому-нибудь на утренний чай. По этому случаю хозяева дома говорят: «Сэн куунэ амн тоста» (Хороший человек всегда попадает на сытную пищу). Хозяева специально приглашают вошедшего принять участие в утреннем чаепитии. Как правило, от такого приглашения калмыки никогда не отказываются, потому что с утренним чаем связывают благополучное решение начатых дел, что подтверждается народной мудростью: «ϴрун цэ уупад иархла, керг куцх» (Если с утра выпьешь чай, дела исполнятся).

Брак заключался путем сговора между родителями будущих мужа и жены, согласия парня и девушки обычно не спрашивали. Девушку выдавали замуж за пределы своего хотона. Калыма не было, но ценности которые передавала семья жениха семье невесты могли быть значительными. Предварительно гелюнг определял, будет ли брак удачным. Для этого сопоставляли годы рождения жениха и невесты по восточному календарю. Считалось хорошим, если невеста родилась в год зайца, а жених - дракона, но не наоборот, так как «дракон пожрет зайца», то есть мужчина не будет главой в доме. Для новой семьи ставили отдельную кибитку, причем сторона жениха готовило само жилище, а сторона невесты обеспечивала внутреннее убранство и предметы обихода. Для сокращения свадебных расходов по взаимной договоренности сторон могло быть устроено мнимое похищение невесты. Сваты трижды приходили в семью невесты для оформления сговора, эти встречи сопровождались праздничной трапезой. Будет ли брак удачным и «счастливый» день свадьбы определял зурхачи (астролог) специальным гаданием.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Традиции гостеприимства

2. Аталычество

3. Джэгуако и пщинатли

4. Похоронный обряд

5. Браки у адыгов

Литература

1. Традиции гостеприимства

С давних пор у адыгов были очень распространены обычаи гостеприимства. Гостем становился любой, пришедший в дом, конечно если при этом гость не имел явно враждебных намерений. Адыги говорили во все времена “гость в крепости надежной”. Это означало, что личность гостя неприкосновенна, хозяин будет защищать его от любых посягательств со стороны. аталычество джэгуако пщинатли брак

Каждый адыг строил для своих гостей отдельный дом - хакIэщ. Интерьер этого дома, составлял зачастую все богатство хозяина. Пока гость находился доме, хозяин заботился о его безопасности и благополучии. Он следил за тем, чтобы гость вкусно, сытно ел, хорошо спал. Пока гость находился в доме, хозяин не мог позволить себе оставить его одного. Хозяин старался развлекать гостя всевозможными способами, постоянно стараясь поддерживать интересную беседу с ним. Самым распространенным музыкальным инструментом адыгов был шыкIэпшын - смычковый инструмент. Струны для этого инструмента делали из волос конского хвоста, поэтому он получил такое название (буквально, “инструмент из конского хвоста”).

Если гость был из другого аула или из другой страны, то его называли “тичылэ хакIэ” - гость нашего аула. По вечерам в хакIэщ, где остановился гость аула, собирались все аульчане. В честь гостя устраивали джэгу (игрища), сопровождаемые игрой на шыкIэпшыне, камыле (вид флейты), пхьэкIыкI (трещетках). В честь гостя молодые устраивали соревнования в искусстве танца. В честь гостя юноши состязались в силе, храбрости - сражались, соревновались в скачках.

Бывало один хозяин пытался переманить гостя у прежнего хозяина. Если это удавалось, он считал это для себя большой честью.

2. Аталычество

У адыгов существовал обычай аталычества. По этому обычаю князья (пщы) и дворяне (орки) отдавали своих детей на воспитание кому-нибудь из своих подданных. Воспитатели обучали мальчиков верховой езде, обращению с оружием. Адыгские князья отдавали своих детей на воспитание кому-то из своих подвластных орков или крестьян. Орки отдавали детей на воспитание крестьянам. Считалось честью воспитывать сына или дочь князя. Часто после рождения сына князя в дом приходил кто-то из его подчиненных, подарками и просьбами уговаривал родителей отдать ему сына на воспитание.

3. Джэгуако и пщинатли

Музицированием и танцами во время джэгу по случаю свадьбы или приема гостей обычно занимались специальные джэгуако. Занятия музыкой и танцами во все времена считались непристойными для адыгов, тем более знатных. Совсем иное отношение было к исполнителям пшынатлей - песни, в поэтической форме повествовующей о каких либо событиях. Пшинатли повествовали о событиях истории народа, о жизни героев нартского эпоса. Пшинатли исполнялись во время церемонии по случаю окончания траура через год после смерти. Заупокойный пшинатль представлял собой объемное поэтическое произведение, где рассказывалось о событиях жизни умершего, восхвалялись его подвиги и добрые дела. К составителям и исполнителям заупокойных пшинатлей предъявлялись особые требования. Это должны были быть известные и уважаемые люди.

4. Похоронный обряд

Похоронный обряд адыгов в 15 веке сохранил многие черты погребальных обрядов предшествующих поколений. Покойника клали на сооруженный в поле помост. Вдова и наиболее старейшие родственники умершего садились перед помостом. Никто не плакал так как это считалось неприличным. Родственники и односельчане приносили в дар умершему золотые и серебряные украшения, кубки, луки, стрелы, оружие. На восьмой день покойника вместе с частью принесенных ему даров клали в деревянную колоду сделанную из расколотого вдоль и выдолбленного в середине ствола дерева и несли к заранее вырытой могиле. Над могилой насыпали курган. После похорон начинались поминки, которые длились несколько дней. Над могилой производили многочисленные ритуалы, изгоняя злых духов.

В течении года ближайшие родственники умершего носили по нему траур. Во время траура не вступали в браки, не присутствовали на свадьбе, не одевали ярких одежд и украшений. В знак траура по умершему близкому человеку мужчины отрезали себе кончики ушей.

Через год устраивали поминки. Близкие родственники умершего, а так же семья где он воспитывался в качестве аталыка, выходили к многочисленным гостям в траурном облачении. Присутствовавшие на похоронах поочередно произносили поминальные речи, перечисляя подвиги и достоинства умершего.

В начале 15 века И.Штильбер наблюдал обычай одного из адыгских племен на побережье: “убитых молнией они кладут в гроб, который потом вешают на высокое дерево. После этого приходят соседи, принося напитки, кушанья, начинают плясать, веселиться, режут быков, баранов, раздают большую часть бедным. Это они делают в течение трех дней, повторяют каждый год, воображая, что человек пораженный молнией - святой”.

5. Браки у адыгов

Много интересного и занятного в хабзэ, в обычаях и традициях народов, в том числе и в свадебных обрядах. Что такое свадьба? Как она стала таковой? Для того чтобы двое молодых людей объединили свою жизнь, имели детей, продолжали род человеческий, их родные, свойственники, знакомые собираются, организуют торжества, выполняют достаточно обременительные, трудоёмкие дела, а также определённые событием формальности, находят всё то, чего у них нет, желая пышнее, торжественнее, как можно лучше устроить всё, что связано с женитьбой сына или замужеством дочери. Почему? Не лишнее ли всё это? Обязательно ли соблюдать все условия?

Думать таким образом о свадьбе негоже, потому что люди это осудят, мало того - посчитают безнравственным поступком, нарушением хабзэ с вытекающими отсюда последствиями. Пока есть человек, пока существует семья, свадьба бессмертна, ибо она - основа жизни рода, начало новой семьи, часть бытия. Более того, свадьба - это один из основных ритуалов в любой национальной культуре, своеобразное зеркало, в котором отражаются многие стороны этнической сути народа, его истории.

Как было замечено, хабзэ, в том числе и свадебные ритуалы, не придуманы за уютным столом в тиши кабинета, не утверждены всенародным голосованием. Они - результат поиска не одного поколения, на них - зарубки далёкого прошлого, отметены социальных, экономических, формационных перипетий, через которые прошёл народ. О тои свидетельствует каждый эпизод, каждая деталь свадебного обряда. Прежде чем сделаться частью обычая, он имел реальную, магическую, религиозную основу.

Исходя из этого, адыгская свадьба стала иметь следующую структуру: сватовство, смотр дома, регистрация брака, поездка за калымом, привоз невесты, определение молодой в “чужом доме”, ввод молодой в “большой дом”, побег старухи, возвращение молодого в родной дом, малый повторный ввод невесты в “большой дом”, танец столика, вторичный привод молодого, девичий стол, кружение чашки и др.

Адыгская свадьба была красива и поучительна тогда. Когда с согласия заинтересованных сторон и лиц она проходила с соблюдением всех хабзэ. Она начиналась с взаимной любви молодых и заканчивалась одобрением этого высокого человеческого чувства старшими. Всё, что предпринималось на такой свадьбе, являлось гарантом создания крепкой, удачливой семьи, в которой царило бы согласие и росли счастливые дети.

Сватовство (лъыхъу).

Лъыхъу - буквально означает “поиск”. Прежде чем говорить о сватовстве, надо заметить, что все вышесказанные компоненты адыгской свадьбы, кроме лъыхъу, относятся к периоду, когда в семье стали главенствовать мужчины, то есть к так называемому патриархату. Однако лъыхъу, следует думать, имел место, видимо, и в те далёкие времена, когда род был материнским. Говоря иначе, поисками жениха занимались девушки, они решали. Какого молодого человека приводить в свой род. Родословие их детей шло по материнской линии. Это подтверждается примерами из древней истории многих народов.

Таким образом, лъыхъу стал компонентом адыгской традиционной свадьбы, и от девушек он, видимо, перешёл к парням, вернее к его фамилии. Если умыкание было никак не приемлемым хабзэ для адыгов, то большим проявлением адыгагъэ и намыс считалось, когда родные молодого человека, узнав о его избраннице, посылали к его родителям сватов. В нём участвовали только старшие роднящихся сторон через вторых лиц фамилии. Естественно, что все начиналось и исходило от молодых. Они знакомились на каких-то торжествах, узнавали друг друга, влюблялись, обменивались небольшими подарками. Пока парень не получал последнее, о женитьбе не могло быть и разговора. Да и после этого девушка не сразу давала своё согласие выйти замуж. Однако, спустя некоторое время, девушка как бы между прочим, вроде бы не придавая этому большого значения, говорила жениху, что он может прислать сватов к её родным. Что это означало, было ясно, и парень через друга или зятя извещал родителей о своём намерении и избраннице. Так начинались свадебные хлопоты.

Для адыгов никогда труда не стоило определить, что пришли сваты за их дочерью. Согласно хабзэ, войдя во двор и спешившись, они определяли лошадей у коновязи, но не направлялись ни в кунацкую, ни в дом, а становились где-нибудь под навесом или же в то место, где обычно рубят дрова. Кто-либо из хозяев, заметив их, естественно догадывался, что это не обычные гости, о чём сообщал старшим в доме.

Навстречу сватам выходил взрослый мужчина: брат девушки, её дядя или же сосед. Старший сватов, поздоровавшись с ним за руку, спрашивал о самочувствии, житье-бытье. Затем хозяин приглашал их в дом словом “фыкъеблагъэ” (добро пожаловать), на что без лишних комментариев сват отвечал, что они пришли, если род не возражает, с желанием быть гостями и родственниками. После этого вышедший встречать возвращается в дом известить о намерениях гостей.

Хозяева могли ответить: “Посоветуемся, наведайте в такой-то день”, “Такой-то старший рода отсутствует” и т. д. При третьем визите, если сторона девушки принимала такое родство, гостей приглашали в дом и для них накрывали стол на скорую руку, не особенно хлопоча, то есть не далая никакого жертвоприношения, обязательного хабзэ ля гостей.

Осмотр дома (унаплъэ).

Осмотреть дом старшие и родители девушки доверяли двум-трём мужчинам, которые пользовались уважением, отличались своей честностью и правдивостью. Не обязательно, чтобы они состояли в родстве с фамилией девушки. Смотрители не скрывали ни своих целей, ни намерений. Родители жениха были бы ради пригласить их и угостить. Однако, поблагодарив хозяев, они скрупулёзно осматривали всё: дом снаружи и внутри, двор, хозяйственные постройки, огород, живность и пр. Более того, обращали внимание на то, как жирна их собака, сухожилисты волы, как к ним относятся соседи, каким авторитетом пользуются их старшие, какие манеры поведения у будущей свекрови, какие запасы у семьи, чьими снохами являются их дочери, насколько гладки ручки их вил, остры топоры и т. д.

Если после всего этого старший из смотрителей поворачивался и уходил со двора, молодой и его родные не могли рассчитывать на успех. Было ясно, что он скажет по возвращении: они вам не чета, вашей дочери они не смогут обеспечить сносную жизнь. Но если он, прощаясь, подавал руку хозяевам и говорил, что их уполномочили “посмотреть дом” такие-то и они могут у них ещё раз справиться о деле, довольная сторона жениха приглашала смотрителей в дом, накрывала стол. Более зажиточные делали жертвоприношения в честь гостей, но обычно обходились курятиной или индюшатиной. Поднимали бокал махъсымэ за благополучное родство. Дня через два или три после отъезда унаплъэ родственники жениха с небольшими, чисто символическими подарками и фэнд (пищей всухомятку и кувшинчиком махъсымэ, чтобы с пустыми руками не идти к будущим родственникам) наведывались к родителям девушки, уверенные в том, что теперь им не дадут от ворот поворот. Разумеется, что всё происходило с полного согласия молодых, мнение которых старшие узнавали через их друзей, младших членов семейств.

Обычай “смотрины дома” главным образом действовал среди крестьян, свободных тхокотлов. К князям и уоркам посылать проверить, как они живут, не было никакой необходимости. Они это могли воспринять даже как оскорбление, потому что считали, что у них всегда будет на что содержать и чем ублажать свою невестку, лишь бы она была красива и воспитана по принципам адыгэ хабзэ.

Надо заметить, что многим, не близко знакомым с адыгэ хабзэ, психологически трудно уяснить отдельные его положения и принципы. Чтобы понять адыгов и их адыгэ хабзэ, надо проникнуть им. Когда после унаплъэ сторона жениха наведывалась к родителям девушки, их угощали, но без особого размаха и без какой-либо торжественности, танцев, веселья. Тут же будущие родственники договаривались относительно нэчыхьытх - религиозного оформления брака.

Регистрация брака (нэчыхьытх).

Как стало ясно, понятие “наках” в адыгский язык вошло из арабского и, соединившись с исконно адыгским словом “тхын” (писать), образовало термин “нэчыхьытх”. И в самом деле, в прошлом брачные условия оформлялись по-мусульмански служителем ислама (ефэнды) письменно. Такой документ оставался в ломе родителей невесты. По сведениям женщин-информаторов, в брачном контракте специально оговаривалось, к примеру, какими будут - восьмиконечными или другими - погоны на праздничном костюме невесты, будут ли они с цепочками - балаболками, сколько будет желудоподобных золотых подвесок по обе стороны груди и т. д. Обычно женская свадебная одежда шилась из дорогой порчи красного, фиолотового, лилового и других “богатых” цветов с одной или тремя парами подвесок по обеим сторонам груди. Княжеских и богатых уоркских дочерей удовлетворяли только костюмы с большими звёздами-погонами на плечах и тремя парами подвесок на груди.

При оформлении регистрационного брака, кроме ефэнды и доверенных девушки и парня, присутствовали и свидетели. Все они должны были быть обязательно в шапках. Надо заметить, что вообще у мусульман брак заключали доверенный девушки и сам жених с благословения служителя культа. Они все сидели на полу. В этой связи следует думать, что другие свидетели на адыгской свадьбе и также то, что все они должны были быть в шапках и стоять при совершении обряда, являются реликтами традиционной адыгской свадьбы. Нэчыхьытх, как правило, происходил в доме родителей невесты, куда приезжали двое-трое мужчин со стороны жениха. Он не отличался особенной торжественностью. Не устраивались ни танцы, ни какое-либо другое веселье. Правда, после оформления брака накрывали стол, произносили тосты за счастливое породнение, за молодых.

Во время регистрации брака ефэнды осведомлялся у доверенных (уэчыл) молодых, не передумали ли они, согласны ли их подопечные стать мужем и женой. Когда доверенные (сначала девушки, а потом парня) подтверждали решение молодых, они, доверенные, в шапках (как и все остальные) становились друг против друга, протянув правые руки. Ладони их рук едва касались друг друга, однако при этом большие пальцы доверенных упирались как можно плотнее один в другой на одинаковом уровне. При таком положении нельзя было сгибать другие пальцы, обхватывая ими руку партнёра. За этим следил ефэнды, который в свою очередь обхватывал правой рукой большие пальцы доверенных сверху.

После этого ефэнды трижды произносил молитву, спрашивая каждый раз доверенных по очереди: “Отдаёшь?” или “Женишь?” Доверенные отвечали: “Отдал”, “Женил”. Затем духовный служитель снова читал молитву, которую заключал словом “аминь”, и все присутствовавшие делали дыуа, воздев руки к Всевышнему. Представители жениха уплачивали ефэнды небольшую сумму за оформление брака. При этом регистрировавший брак ефэнды ни с кем не делил эту плату.

Казалось бы, этот метод регистрации мало чем отличался от общемусульманского оформления брака. Однако при более внимательном рассмотрении имелись и различия. Во-первых, на адыгской регистрации не было ни невесты, ни жениха. Во-вторых, все присутствовавшие надевали шапки, что не обязательно для других мусульман. В-третьих, обряд совершали стоя, тогда как в арабских странах присутствующие сидят, и, в-четвёртых, мусульманская регистрация совершалась между женихом и доверенными девушки без посторонних свидетелей.

Таким, образом можно предположить, что, хотя нэчыхьытх стал проходить по мусульманским правилам, в нём сохранились и древние хабзэ. Однако, к сожалению, ни в письменных источниках, ни в сведениях информаторов не упоминается о том, как заключался брак по-адыгски.

Поездка за калымом (уасэIых).

Итак, нэчыхьытх и уасэIых были самостоятельными обрядами. Первый совершался в доме родителей девушки, второй проходил у родных молодого человека. Ясно, что брак не мог быть оформлен без обоюдного согласования условий калыма. Но после заключения контракта между сторонами обговаривалась точная дата, когда родственники невесты смогут приехать за калымом, потому что в этот день весь скот семьи жениха не выгоняли на пастбище, а оставался в хлеву.

В прежние времена, вплоть до конца XIX века, калым состоял в основном из крупного рогатого скота и одной лошади. Калым (уасэ - букв.: цена) определяли в зависимости от сословно-классового происхождения, её родственников, их родовитости и т. д.

На свадьбе, в том числе и уасэIых, пили махъсымэ. Махъсымэ было добротным напитком из пшенной муки, мёда и ячменного солода. Оно, можно сказать, ни чем не вредило здоровью человека.

От того, какие гости у адыгов зависели способы сервировки стола и очерёдность подачи блюд. Для уасэIых, например, после встречи гостей сначала приносили какую-то скудную закуску, приготовленную на скорую руку, и махъсымэ. Под различными предлогами приглашали гостей пить махъсымэ: за их приезд, за старших, за знакомство, за родство, за молодых, чтобы согреться и т. д. Тост следовал за тостом. Конечно, знавшие об этих хитростях гости старались не попадаться на крючок, отшучивались, отнекивались, благодарили гостеприимных хозяев, вели себя благоразумно, как советовали старшие, которые направили их сюда. К тому же они - уасэIых, особо “наседать” на себя не должны позволять. Они могут, отказавшись от всякого угощения, направится в хлев, выбрать всё, за чем приехали, и распрощаться с хозяевами. Поэтому в таких случаях требовалась “тонкая дипломатия”.

Исходя из этого, за стол сажали со стороны жениха умеющих организовать компанию, остроумных, знающих адыгэ хабзэ во всех подробностях мужчин. Тхамадой торжества мог быть близкий друг старшего в доме жениха или же родственник, но ни в коем случае не кто-либо из членов семьи. Потому что тхамада, ведя стол, должен был произнести тосты за счастье, за благополучие дома, где происходит свадьба. А член семьи, по адыгэ хабзэ, не мог говорить благопожелания, адресованные самому же себе, своей семье. За столом не было места ни для отца молодого, ни для дядьев по отцовской линии, ни даже для деда. И тут считалось, что им непристойно выслушивать лестные, хвалебные слова, которые будут сказаны за столом по поводу их успехов, человечности, адыгагъэ и т. д.

Над свадебным столом царила атмосфера возвышенности, искренного хабзэ. У гостей, приехавших на уасэIых, был свой щхьэгъэрыт - молодой человек, который, сколько бы часов ни длилось застолье, не садился. Со стороны хозяев тоже выделялся бгъуэщIэс, обслуживающий стол. Если ему требовалось что-нибудь для стола, он имел помощников, которые находились неподалёку за дверью, на виду.

Адыги на свадьбах и других торжествах пили только только из общей большой чаши (фалъэ), которая обходила круг. За таким столом никогда не пользовались ни рогом для питья, ни какой-нибудь иной посудой.

Когда адыги обходились традиционными низкими столиками (Iэнэ) на трёх ножках, столик тхамады хозяев ставился в самый дальний угол от двери и, сидя за ним, он встречал гостей, если, конечно, ждали последних, чтобы не вводить их в пустое помещение. Кстати сказать, за адыгским низким столиком неудобно было сидеть развалившись, небрежно, на него даже при желании невозможно облокотиться. Поэтому, надо думать, он действовал на человека, сидящего за ним, мобилизующе и дисциплинирующе.

Торжественным столом руководил и заправлял старший из хозяев. Он же являлся тхамадой. Это происходило во всех случаях, включая и уасэIых. Таково было хабзэ. Приехавших за калымом старались напоить допьяна. Эту цель преследовал как тхамада, так и другие бысым (хозяева), сидевшие за столом. Естественно, что гости придерживались иного, противоположного мнения. Поэтому в компании верховенствовали острословие, шутки, знание и соблюдение адыгэ хабзэ. В самом деле, адыгские обрядовые торжества были не столько местом, где наедались и напивались, сколько своеобразной школой, где учились хабзэ и адыгагъэ. На какие бы уловки и хитрости не шли бысым во время уасэIых, никто не мог гостей заставлять. Каждый пил столько, сколько хотел.

В былые века свадебные обряды, в том числе и уасэIых, происходили только днём. Участники уасэIых, посидев определённое время, изъявляли желание развеяться, потанцевать. Если они были из числа гостей со стороны невесты, то им добро давал их старший, остальным же - тхамада стола. Разгоряченные добрым махъсымэ молодые люди и мужчины умели веселиться. Члены уасэIых вели себя свободно, танцевали азартно. Не напрасно в языке адыгов осталось выражение: “Танцует, словно приехавший за калымом”. Не всякая девушка могла стать их партнёршей. В танце делали стремительные своеобразные па, старались плечом задеть плечо, грудь девицы, толкнуть её, неожиданно, выкинув какое-то обманное движение, заключить в свои объятия зазевавшуюся красавицу. Но и последняя была не промах. Она, воспользовавшись какой-нибудь оплошностью кавалера, могла, быстро танцуя, запросто обойти его вокруг, что являлось позором любого парня.

Сколько сидеть за столом, сколько танцевать и веселиться молодым, решал старший из гостей. Если он считал, что им торопиться не стоит, то и танцевали, и шутили, и развлекались вдоволь. Однако, как уже сказано, хозяевам было выгодно, чтоб гости выпили больше, не отвлекаясь. Поэтому их старались завести в дом и усадить за стол.

Время, сколько сидеть уасэIых, определял старший из гостей. Об этом он неоднократно намекал тхамаде стола. Однако последний делал вид, что не расслышал, отвлекался и т. д. требования повторялись в различных вежливых формах. Неприличным считалось, если тхамада сразу же откликался и исполнял желания гостей. Это означало бы, что ему надоели гости, что он их выгоняет. Поэтому тхамада придумывал различные причины: мол, есть хабзэ, погодите, всему свой срок, дайте насладиться вашей компанией, мясо жертвенной овцы ещё не сварилось и т. д. Но когда старший гость начинал упорно настаивать исполнить хабзэ, по велению тхамады в особой тарелке приносили сваренную правую половину головы жертвенного барана, отдельно престижные левую лопатку, бедренную часть или предплечье, крестовую часть позвоночника, пару-другую рёбер, тазовую кость - для старших, на небольших подносах - мясо для всех остальных. ...

Разделавшись с жертвенной овцой и запив мясо шурпой, члены уасэIых отправлялись в хлев отобрать обусловленное количество скота. Как уже говорилось, в этот день животных не выгоняли на пастьбу. Если не набирали нужного количества упитанных, справных животных, они вместо одной головы требовали две. Таким образом завладев калымом, старшие поручали одному-двум молодым людям гнать животных не торопясь, давая им попастись, а сами отправлялись во двор родителей жениха, давая понять, что они не торопятся и покажут как умеют танцевать.

Вот тут-то и начинались настоящие уасэIых къафэкIэ. И хорошо, если веселье было искренним и завершалось благополучно...

Привоз невесты (нысашэ).

После оформления религиозного брака в доме родителей девушки и поездки за калымом то, что та или иная семья выдаёт свою дочь замуж, не составляло уже никакой тайны, и все с нетерпением ожидали, спрашивали и уточняли, когда же сторона жениха приедет за невестой. В этом нет никакого преувеличения. Жизнь в прошлом поистине была “для веселья мало оборудована”, и свадьбы являлись желанными не только потому, что образовывались новые семьи, но и потому, что старикам на них можно развеяться, блеснуть своей мудростью, потанцевать, продемонстрировать свою красоту, привлекательность, ловкость, удаль и т. д.

Свадьба - это место, где можно на людей посмотреть и себя показать.

Собственно, по-настоящему адыгская традиционная свадьба начиналась с нысашэ (поездки и привоза невесты). Это целый цикл обрядов, обычаев, ритуалов. Если не случалось несчастья, какого-то горя с той или иной стороны, обряд не откладывали. Обычно свадьбы (нысашэ) происходили в осенний период года, когда созвездие Вагоба находилось в кронах деревьев, т. е. Примерно спустя месяц после осеннего равноденствия. В это время, по народным приметам, устанавливалась сухая, прекрасная погода, было тепло, так что танцы, веселья и игры раздольно и с размахом устраивались под открыты небом. Немаловажным конечно же являлось завершение полевых работ. Изобилие, подросший молодняк воодушевляли людей.

За невестой отправляли в светлое время дня, с четверга на пятницу. Старший фамилии объявлял о торжестве родственникам, свойственникам, соседям, жителям села, своим друзьям заранее. Оно начиналось с “фызышэ ефэ” (застолье едущих за невестой). На него приглашались уважаемые мужчины не через кого-то, а с персональной просьбой от имени старшего. Приходили седобородые старики, но большинство составляли мужчины зрелых лет и молодые люди - отличные наездники, хорошо знающие хабзэ, надёжные во всех отношениях.

“Застолье едущих за невесткой” - громко сказано. На нём не было особо пышного угощения. Накрывали довольно скромно стол, чтобы провозгласить один-два тоста в честь предстоящих радостей. Главным являлось то, как лучше организовать торжества, а самым важным - выбор старшего. Затем распределяли обязанности и других едущих за невестой, чтобы избежать любые возможные недоразумения. Быть отобранными фызышэ шу (всадники, которые сопровождают повозку с невестой), мужчины и молодые люди считали за честь оказанное им доверие. Они делали складчину, т. е. Собирали небольшие деньги для исполнения разных обрядов.

Всадники не просто сопровождали свадебный кортеж: им приходилось преодолевать различные препятствия и испытания, показывать свою ловкость и бесстрашие. Помимо всего, они должны хорошо стрелять “по летящей мишени”, вести борьбу как с конными, так и с пешими, уметь петь песни и т. д. Словом, это было ответственно и опасно.

Так вот, если у отправляющихся за невестой - уважаемый тхамада, которого слушали все, если они помнили о том, как бы не нарушить хабзэ и не поставить в неловкое положение своего старшего и тех, кто остался дома, каждый старался вести себя подобающим образом. Как уже сказано, в фызышэ шу (всадники) брали не всякого. Это было и почётно, и ответственно. В то же время они должны были уметь шутить и понимать шутку, не забывая о своём достоинстве, не роняя его и не пасуя ни перед какими трудностями. Всё это, естественно, мобилизировало и дисциплинировало молодых людей, способствовало воспитанию смелых и ловких джигитов.

И этого мало. Сопровождающие свадебный кортеж должны уметь хорошо петь, не надеясь на других, быть готовыми ко всяким неожиданностям. Однако не любому дано одновременно и виртуозно танцевать, и мастерски развлекать компанию, и обладать красивым голосом. Всё это тоже учитывалось. А когда устраивались игры “конные и пешие”, “унос шапки” и другие, тут уже никто не мог дать себе поблажку, струсить, отступить.

В зависимости от сословного происхождения, состоятельности и уважения, которым пользовалась семья жениха, число всадников иногда достигало, по сведениям старожилов, слышавших об этом от родителей и прочих, ста и более. В пути они следовали за повозкой, в которой должны были привести невесту. Они пели, джигитовали, устраивали борьбу конников, подбрасывали шапку зазевавшегося товарища вверх и стреляли по ней. Повозка была покрыта красным материалом шатерообразно. Под ним сидели сестра или родственница жениха и гармонистка. Вокруг них увивались и кружились джигиты, выделывая всевозможные упражнения на лошадях.

В тех случаях, когда свадебный кортеж переезжал через населённые пункты, всадники делились на две группы, одна из которых ехала за повозкой, другая - впереди. Такие предосторожности были вовсе не лишними. Жители этих сёл перегораживали улицы арбами, брёвнами, катками и т. д. Когда всадники расчищали дорога, на них налетали подростки и сельская молодёжь, выхватывая у верховых плётки, стремясь перерезать подпруги, стременные ремни и пр. Но самой заветной мечтой нападавших было сорвать с повозки красное покрывало. Большим позором для сопровождающих являлось, если они не смогли уберечь полотно. Более того, тогда они вынуждены были вернуться за новым покрывалом, потому что в открытую повозку им никто не отдаст свою дочь.

Помимо всего, женщины и девушки села выносили на улицу небольшие вещицы (кисеты, платочки), а также яйца и раскладывали по пути следования картежа. Всадники на всем скаку должны были их подобрать или разбить из ружей. Оставлять целыми яйца и неподобранные вещи на дороге не полагалось.

Трудность представлял въезд во двор родителей невесты. Всадников с кольями и дубинами встречали местные молодые люди и доставалось всем, кроме тхамады гостей, без разбора - животным и наездникам, а иных сбивали с лошадей. Но если кому-нибудь из всадников удавалось прорваться во двор, все успокаивались, и приехавших встречали по всем правилам гостеприимства.

Знающий хабзэ тхамада следил за тем, чтобы все обычаи были исполнены по порядку и своевременно. А в ото “все” входило немало. После одного-двух тостов за столом, старший гостей давал указание своим молодым людям приступить к обязанностям, обговоренным ещё до приезда.

Завершив все формальности, молодые люди сообщали своему тхамаде, что невеста готова отправиться в путь. Тогда старший гостей брал почётное блюдо “полголовы”, разламывал его по всем правилам этикета, раздавал кому что положено, говорил тост в честь этого хабзэ и породнившихся, желая всем счастья и здоровья. К этому моменту приносили горячую шурпу. Отведав её, гости вставали, чтобы поучаствовать в обряде вывода невесты из родительского дома.

Вывод невесты сопровождался красивой свадебной песней с замечательным припевом, которую исполняли мужчины. При выходе невесте не следует оглядываться, спотыкаться, порог надо переступать, не касаясь его, с правой ноги и т. д. Эти, казалось бы, малозначительные составляющие хабзэ были общеадыгскими, и им придавалось определённое значение для жизни молодой в новых условиях. Например, если учесть, что под порогом, как полагали адыги, могли иногда поселиться души умерших родных, то становится ясным, почему необходимо быть осторожным в таких случаях.

В повозку под непрекращающиеся песнопения садились слева от невесты гармонистка, а справа - девушка, которая приехала за новобрачной. Их в этот момент всадники плотно окружали, чтобы местные ребята не изорвали на них платья.

Сторона невесты вручала тхамаде всадников знамя (нып) красного цвета без какой-либо атрибутики. Оно символизировало девичью чистоту, невинность, воспитанность. Отныне её безопасность и честь в руках участников нысашэ со стороны жениха. Символом девственности являлся и красный материал на повозке, в которой повезут новобрачную.

Получив знамя, откупившись от стражей ворот, кортеж всё равно не выпускали на улицу. Местные ребята трижды пытались повозку с невестой развернуть во дворе против движения солнца (против часовой стрелки), а всадники оказывали сопротивление. Имелась дикая примета: если повозку удаётся развернуть, невеста будет верховенствовать в новой семье, и что самое нелепое - она переживёт своего мужа намного.

Когда от кортежа отставали местные и больше можно было не опасаться, всадники затягивали песню. Более шустрые опять же срывали шапки уже со своих товарищей, подбрасывали вверх, а другие, наезжая, стреляли по ним, разбивая их в клочья. Всадник, которому тхамада вручил знамя, пытался ускакать ото всех. Тому, кто его догнал, он без всякого сопротивления уступал знамя. Так испытывали резвость лошадей. Когда на пути встречался верховой или пеший, за ним устраивали погоню. Иногда встречным удавалось убежать, но чаще они быстро пробивались к повозке, где сидела невеста, и представлялись: “Я твой гость, милая невеста”. Этого было достаточно, чтобы их дальше не трогали. Верховой мог присоединиться к кавалькаде, нет - так его отпускали с миром.

Новобрачная в “чужом доме” (тешэ).

Этот обычай адыги соблюдали в прошлом достаточно строго. Молодую никогда не везли прямо в дом родителей жениха. Её определяли в “чужом доме”. Им обычно мог быть дом дяди новобрачного по матери, а впоследствии и другие.

Когда молодую привозили в “чужой дом”, её сопровождал хор как участников фызышэ шу (всадники), так и сельских ребят. Играли музыканты на национальной гармонике, на шичепшине, трещотках, стреляли из ружьев и пистолетов, хлопали в ладоши. В Малой Кабарде, когда невесту под руки вели женщина справа и девушка слева, молодые люди с размаху метали в землю кинжалы и начинали танцевать. Тут останавливали невесту, парни танцевали вокруг неё и кинжалов до тех пор, пока хозяйка дома не преподносила им чашу махъсымэ. Танцующих могло быть сколько угодно, но чашу им давали только одну. Правда, молодые люди это требовали два-три раза. Невесту вели дальше только тогда, когда парни вынимали из земли кинжалы.

Новобрачная находилась в “чужом доме” две, а то и более недель. Её регулярно навещали родственники новобрачного, его друзья, товарищи. Как правило, они при себе имели техьэпщIэ (подарок за то, чтобы войти в помещение, где находится молодая). Он состоял из небольших вещиц для самой виновницы торжества или парни давали деньги на сладости девушкам, находящимся с новобрачной. Такое хабзэ существует и сейчас.

В “чужом доме молодую” не только развлекали. Зачастую ей устраивали своеобразные испытания. К слову, в помещение, где находилась новобрачная, нарочно запускали сопливых мальчишек с грязными лицами, нерасчёсанных девочек. Если она их умывала, приводила в порядок, девочкам в косички вплетала ленты, всем, естественно, ото нравилось. О такой заботливости, между прочим, становилось известно и будущей свекрови. Когда же за новобрачной замечали, что она брезглива, нечутка, невнимательна, равнодушна, ей тактично советовали следить за своей репутацией, но иных испытаний не устраивали.

Ввод молодой в большой дом (унэишэ).

Самым значительным и красивым как по своей композиции, так и по иным параметрам, унэишэ являлось наиболее интересным и примечательным обрядом в адыгской свадьбе.

Во-первых, это торжество напоминало радостное событие в жизни единомышленников, благожелателей. Во-вторых, на обряд приглашались все многочисленные родственники, свойственники и друзья-товарищи. И если у гостей не было повода печалиться, они умели и веселиться, и развлекаться, и радоваться, и проявлять друг к другу адыгагъэ.

На унэишэ раньше стреляли из ружья холостыми патронами по той причине: “злые духи” боялись запаха серы. Стреляли также по дымоходным трубам, дабы туда, “не залезла нечисть”.

Под свадебную песню и игру на гармошке молодую, прежде чем ввести в “большой дом”, останавливали во дворе: тут ненадолго организовывались танцы. Затем песнопение возобновлялось. Перед тем как ввести в “большой дом”, молодую осыпали орехами, сладостями, монетами, которые азартно собирали детишки.

Переступив порог, новобрачная становилась на шкуру жертвенного животного. Считалось, молодая в доме будет иметь столько счастья и радости, сколько шерстинок на шкуре.

В “большой дом” новобрачную встречали пожилые и старших лет женщины за столом. Одна из женщин поднимала покрывало новобрачной, старухи и молодухи подходили к ней, поздравляли, обнимали. Но новобрачная сама стояла неподвижно, не обнимала и не подавала никому руки. Об и предупреждали её тогда, когда с оформлением наках она оставалась у родителей. Если новобрачная в этот момент здоровалась за руку, то это воспринималось как проявление своенравия, каприза, легкомыслия, как желание подчинить себе всех, верховодить в семье и т. д.

Когда приветствие заканчивалось, женщина, которая подняла покрывало, делала новобрачной IурыцIэлъ (мазала губы смесью свежетопленого масла и мёда). Молодая обязана проявлять осторожность: она ни в коем случае не должна облизывать губы. В противном случае это означало бы, что новобрачная обжора, объедала.

Пока всё это происходило, молодёжь устраивала во дворе танцы. Парни “ловили” замужних сестёр жениха и заставляли танцевать, за что с женщин требовали пхъужьыбжьэ (пхъужь - замужняя родственница, сестра, бжьэ - бокал).

После этих обрядов новобрачную в сопровождении свадебной песни, игры на гармошке, хлопая в ладоши и стреляя из ружей, выводили из большого дома.

Адыгская свадьба так же включала в себя множество других обрядов и ритуалов, таких как: “Побег старухи”, “Возвращение молодого”, “Взаимные визиты” и т. д.

Литература

Мафедзев С. Х. Адыги. Обычаи, традиции (Адыгэ хабзэ) // Эль - фа, Нальчик, 2000 г.

Мамхегова Р. Очерки об адыгском этикете // Эльбрус, Нальчик, 1993 г.

Мафедзев С. Х. Обряды и обрядовые игры адыгов. Нальчик, 1979 г.

Бгажиноков Б. Х. Мир культуры // Эльбрус, Нальчик, 1990 г.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Cемейные обычаи и обряды как неотъемлемая часть культуры и быта этноса. Особенности башкирского свадебного обряда: подготовка калыма, приданого, помолвка, сватовство. Рождение ребенка, праздник колыбели. Погребально-поминальные традиции; влияние ислама.

реферат , добавлен 17.12.2010


Аталычество как обычай обязательного воспитания детей вне родительской семьи, приводивший к установлению искусственного родства. Условия и причины появления института аталычества у адыгов (черкесов). Институт аталычества у адыгов, главные особенности.

реферат , добавлен 30.03.2012


Традиции празднования Рождества в России, масленичные и купальские обряды. Свадебные традиции: сватовство, помолвка, девичник, венчание, встреча молодых. Особенности национальной русской кухни. Влияние христианства на обычаи и традиции русского народа.

реферат , добавлен 03.02.2015


Истоки возникновения различий в брачной обрядности у различных групп бурят. Сговор и сватовство как основные досвадебные обряды. Особенности проведения девичника в Бурятии. Сущность досвадебных и свадебных обрядов. Проведения обряда поклонения невесты.

реферат , добавлен 06.09.2009


Поселение болгар на территории Буджака. Болгары и гагаузы в Бородинской битве 1806-1812 гг. Обряды и традиции болгар. Сватовство как конкретное действие перед свадьбой. Основные свадебные традиции. Экономическая жизнь, образование, культура села Табаки.

курсовая работа , добавлен 14.02.2011


Географическое положение Украины, особенности климата. Государственный язык и религия. Традиционный украинский мужской и женский костюм. Обряд сватовства и свадьба. Основные моменты и традиции обряда свадьбы. Своеобразие украинского народного танца.

презентация , добавлен 20.12.2011


Дагестан как один из самых уникальных регионов, представляющий собой многообразие народов. Общая характеристика свадьбы и свадебной обрядовой культуры народов Дагестана. Знакомство с условиями и формами заключения брака. Особенности колыбельного сговора.

дипломная работа , добавлен 26.10.2014


Общие взгляды евреев на воспитание. Направления воспитания и обучения: умственное, моральное (духовное), физическое, трудовое, эстетическое. Гендерные и возрастные особенности воспитательного процесса. Воспитательные традиции и обычаи еврейского народа.

презентация , добавлен 05.11.2014


Уникальные традиции немецкого народа насчитывают не одну сотню лет. Свадьба - очень важный момент в жизни человека. Брачный возраст. Предсвадебный период. Сватовство. Помолвка. Приглашение на свадьбу. Девичник и мальчишник. Свадебный наряд. Свадьба.

курсовая работа , добавлен 03.10.2008


Особенности свадебных обрядов на Руси. Исследование роли и образа свахи на основе летописных источников и произведений русской литературы XIX века (Н.В. Гоголь "Женитьба", Н.В. Лесков "Воительница"). Традиции и приметы, сопровождающие смотрины невесты.

Канокова Фаризет
Конспект занятия «Семейные обычаи адыгов»

Тема : "Семейные обычаи адыгов . Первое укладывание ребёнка в колыбель"

Данный материал будет полезен для педагогов дошкольных образовательных учреждений,с целью формирования у детей региональной культуры.

Виды детской деятельности : игровая, познавательно-исследовательская, коммуникативная, восприятие художественной литературы, музыкльно-художественная.

Цель :Приобщение детей к культуре своего народа,пополнение запаса знаний детей о родной республике, воспитание любви и уважения к традициям и обычаям адыгов .

Познакомить детей с обрядом первого укладывания ребенка в колыбель (кущъэхапхэ) ;

Продолжать знакомить детей с традиционной – бытовой культурой адыгского народа ;

поддерживать и развивать интерес к традициям Малой родины;

Расширять и углублять представления детей о старинных семейных обычаях ;

Закреплять знания старинных адыгейских имен ;

Обогатить словарный запас существительными : оберег, колыбелька.

Предварительная работа :

Беседы по ознакомлению с окружающим «Предметы адыгейской старины » ; «Я и мое имя» , Посещение районного музея;

Чтение адыгейских народных сказок , былин, рассматривание иллюстраций, слушание адыгейских народных песен , колыбельных; организация и проведение с детьми адыгейских народных игр .

Оборудование : предметы адыгейского быта и культуры , люлька адыгейская , кукла-младенец, яйцо белого цвета, игрушка-кошка.

Ход занятия

Дети входят в зал, оформленный в соответствии с темой занятия .

Орг. момент

Воспитатель : Ребята, посмотрите, сколько гостей к нам пришло. Давайте поздороваемся с гостями и согреем их своими улыбками. А что нас ещё согревает и улучшает наше настроение? Правильно солнышко. А мы представим, что наши руки – это солнечные лучики, коснёмся ими друг друга и подарим тепло своим друзьям. (Дети становятся в хоровод, вытягивая руки вверх, соприкасаясь друг с другом).

Дети :

Солнышко, солнышко!

Мы – твои лучи!

Быть людьми хорошими

Ты нас научи!

Воспитатель : Вот мы и согрели своим теплом своих друзей и гостей, и поделились с ними хорошим настроением.

Ребята, скажите, как называется наша страна : (Россия)

Наша Россия - огромная, могучая страна. В состав России входит много маленьких республик. Мы с вами живём в одной из таких республик. Как называется наша республика? (Республика Адыгея )

Правильно. От берегов Черного моря далеко на восток с незапамятных времен жили Черкесы или Адыги . В Адыгее живут люди разных национальностей : и русские, и адыги , и многие другие национальности.

В нашей республике есть красивые города, сёла, хутора, станицы.

Мы с вами живём в селе. Как оно называется? (село Красногвардейское) .

А ещё в республике есть селения, в которых живут адыги .

А как называют селения, в которых живут адыги ? (аул)

Сейчас в аулах большие современные дома, а раньше, в старые времена адыги жили в домах , построенных из обмазанных глиной плетней, крытых соломой или камышом.

Как назывались дома в ауле в старые времена? (сакля) .

Ребята сегодня в детский сад, в нашу группу пришло письмо из аула. Посмотрите, какой конверт необычный с адыгейским орнаментом . Хотите узнать, что в нём (ответы детей) .

Открываем конверт и читаем.

Воспитатель : Уважаемые ребята! Мы очень рады, что наше письмо дошло до вас. У нас в ауле сегодня большой праздник - родился наш долгожданный первенец! Ждем вас в гости! До встречи и удачи!

Итак, ребята, вы готовы отправиться в путешествие? (ответы детей) .

А на чём мы с вами отправимся в путешествие, вы узнаете, отгадав загадку :

Дом с тремя крылечками

Ездит с Человечками (Автобус)

Музыкальная игра «Автобус»

Воспитатель : Вот мы с вами и приехали. Где же мы? (В ауле)

Ребята, посмотрите, на доме вывешен красный флаг! Хотите узнать, что это означает?

Когда в семье рождается ребёнок, то на крышу дома вывешивается флаг в честь рождения ребёнка. Если родилась девочка, то флаг из пестрой ткани, а если мальчик, то ткань однотонная, как правило, красная.

Флаг символизирует, что ребёнок жив, мама жива, что все хорошо. Все празднуют рождение человека.

Какой флаг висит на этом доме? (красный) Значит, кто здесь родился? (мальчик) .

Наверное, сюда нас и пригласили в письме! Давайте, постучим! (стучим) .

(выходит бабушка приветствует детей и на адыгейском , и на русском языке).

Бабушка : Добрый день! Как много пришло гостей, рады вас видеть, проходите, будьте как дома, присаживайтесь. (дети садятся на стульчики) .

(Раздается звук плача ребенка.)

Воспитатель : Ребята, что это за звук? Кто плачет?

Бабушка : Дети, посмотрите, вот кто у нас плачет – малыш, Он только сегодня родился, поэтому он и плачет. Его нужно покачать, чтобы он успокоился

(Бабушка достаёт куклу, качает, плач стихает.)

Понятие "хабзэ", как в его узком социальном, сословном аспекте – "уэркъ хабзэ", так и в более широком общенациональном – "адыгэ хабзэ", является чрезвычайно насыщенным и всеохватывающим. Здесь подразумеваются явления не только этикетного характера, но и обряды, традиции, общественные институты, нормы обычного права, духовные, этические и моральные ценности адыгов. Различные аспекты этой темы затрагивались в работах Б. Х. Бгажнокова, С. Х. Мафедзева, А. И. Мусукаева, А. М. Гутова и других авторов. В данной статье уэркъ хабзэ рассматривается как феодальный, рыцарский кодекс с точки зрения его социального, сословно-классового содержания.

Черкесское дворянство, девизом которого было "Хэбзэрэ зауэрэ" – "Честь и война", выработало свой рыцарский моральный кодекс, так называемый уэркъ хабзэ (уэркъ – рыцарь, дворянин; хабзэ – кодекс обычно-правовых, этикетных норм). Многие его положения, несомненно, вытекают из военного образа жизни и связанных с ним норм поведения. В качестве примера, аналогии такой культурной модели, связанной с войной, можно привести сред-невековый японский кодекс чести самурая "Буси-до" ("Путь воина"), с которым уэркъ хабзэ имеет некоторые параллели.

Жизнь черкесского рыцаря (дворянина) регулировалась с рождения и до смерти неписаным кодексом уэркъ хабзэ. В основе этого кодекса лежало понятие "уэркъ напэ" (рыцарская честь). Не было никаких моральных или материальных ценностей, которые могли бы превалировать над этим понятием. Сама жизнь имела ценность только в том случае, если она была посвящена служению принципам уэркъ напэ. У черкесов бытует много пословиц, посвященных этому, например: "Псэр щэи, напэр къэщэху" – "Жизнь продай, купи честь". Даже такие естественные чувства, как любовь или ненависть, должны были отступить на задний план перед необходимостью соблюдения закона чести в том виде, как его понимали черкесские дворяне.

В основе дворянского кодекса чести уэркъ хабзэ лежал общенациональный кодекс этикетных, моральных принципов, называемый адыгэ хабзэ (черкесский этикет).

В понятие "адыгэ хабзэ" входили не только этикетные, моральные ценности, но и все нормы обычного права, регулировавшие жизнь черкеса от рождения и до смерти. Дворяне должны были быть эталоном в соблюдении адыгэ хабзэ – то, что прощалось простолюдину, не прощалось дворянину в смысле нарушения норм адыгэ хабзэ. Само дворянское сословие не было замкнутым и пополнялось из среды крестьянства за счет тех, кто проявлял личное мужество во время войны и в совершенстве владел адыгэ хабзэ.

В то же время любого уорка в случае нарушения им норм черкесского этикета, по обычаю, могли лишить дворянского звания. Таким образом, звание дворянина накладывало на человека много обязанностей и не давало ему само по себе каких-либо привилегий.

Дворянином мог быть человек, ведущий соответствующий образ жизни и соблюдающий присущие данному званию нормы поведения. Как только он переставал соответствовать тому месту, которое занимал в обществе, и соблюдать нормы, связанные с этим статусом, он сразу же лишался дворянского звания. В истории черкесов было немало случаев, когда лишали даже княжеского звания.

Князья, возглавлявшие дворянство, считались блюстителями и гарантами соблюдения черкесских обычаев. Поэтому с детства при их воспитании большое внимание уделялось не только военной подготовке, но и в не меньшей степени изучению и усвоению ими норм адыгэ хабзэ. Князьям принадлежало исключительное право взимания штрафов за оскорбление достоинства, которые они могли наложить на любого подвластного, в том числе и дворянина. При этом под оскорблением княжеского достоинства понималось любое нарушение этикетных правил, совершенное кем-либо в присутствии князя. Так, например, пункт 16 записей обычного права кабардинцев, сделанных Я. М. Шардановым, гласил: "Если подерутся два человека, чьи бы они ни были, в лице князя на улице, во дворе, в доме, тогда зачинщик драки платит штраф князю одну холопку за несоблюдение благопристойности к князю, что смели при нем драться"

Причиной штрафа могло стать любое проявление неуважения к черкесскому этикету, например, неприличное слово или выражение, особенно в обществе женщин.

Кстати, княжна имела такое же право наказывать женщин, в том числе дворянок, наложением штрафа. Штрафы обычно заключались в определенном количестве быков, которые немедленно изымались из хозяйства провинившегося человека в пользу князя. Для исполнения этих полицейских функций при князьях постоянно находились так называемые бейголи. Сословие бейголей пополнялось за счет крепостных крестьян, так как не только для дворян, но и для свободных крестьян выполнение подобных функций считалось предосудительным. Адыгский этикет – адыгэ хабзэ, как уже отмечалось, лежал в основании, являлся фундаментом так называемого уэркъ хабзэ – дворянского этикета. Уэркъ хабзэ отличался более строгой организацией, требовательностью к своим носителям. Кроме того, в нем нашли отражение нормы взаимоотношений внутри господствующего класса, в частности, нормы, регулирующие взаимоотношения сюзерена и вассала. В XVIII– XIX веках у черкесов произошло разделение по принципу политического устройства на две категории: "аристократические" и "демократические". К первым относились кабардинцы, бесленеевцы, темиргоевцы, бжедуги и некоторые другие этнические подразделения, у которых во главе феодальной иерархии стояли князья. У шапсугов и абадзехов князей не было, а были только дворяне, которые в результате так называемого "демократического переворота" потеряли свои политические привилегии. Тем не менее в плане соблюдения тех многочисленных и щепетильных отношений, которые отличали черкесский этикет, шапсуги и абадзехи были такими же "аристократами", как кабардинцы, бесленеевцы, темиргоевцы и другие. Обычаи, манеры, костюм, оружие и конская сбруя черкесов стали для ближайших их соседей образцом для подражания. Они настолько были сильно подвержены рыцарско-аристократическому влиянию черкесов, что господствующие слои соседних народов посылали своих детей к ним на воспитание для усвоения ими черкесских манер и образа жизни

В совершенствовании и пунктуальном соблюдении уэркъ хабзэ особенно преуспели кабардинцы, которых некоторые исследователи называли "французами Кавказа". "Благородный тип кабардинца, изящество его манер, искусство носить оружие, своеобразное умение держать себя в обществе действительно поразительны, и уже по одному наружному виду можно отличить кабардинца",– писал В. А. Потто .

К. Ф. Сталь в своей работе отмечал: "Большая Кабарда имела огромное влияние не только на все черкесские народы, но и на соседних осетин и чеченцев. Князья и дворянство кабардинское славились своим наездничеством, храбростью, щегольством в наряде, вежливостью в обхождении и были для прочих черкесских народов образцом для подражания и соревнования" .

Рыцарский кодекс уэркъ хабзэ можно условно разделить на несколько ключевых установок, включающих в себя следующие понятия:

1. Верность. Это понятие подразумевало прежде всего верность своему сюзерену, а также своей сословной группе. Дворяне служили князьям из поколения в поколение.

Смена сюзерена бросала тень на репутацию как той, так и другой стороны и считалась большим позором.

Дворяне сохраняли верность своему князю, даже если последний терпел поражение в междоусобной борьбе и переселялся к другим народам. В таком случае они сопровождали князя и вместе с ним покидали родину. Правда, последнее обстоятельство вызывало недовольство народа и дворян пытались удержать от переселения. Во время боя дворяне дрались каждый возле своего князя, и, если князь погибал, они должны были вынести его тело с поля битвы или погибнуть.

Понятие "верность" включало также в себя преданность своим родственникам и уважение к родителям. Слово отца было законом для всех членов семьи, точно так же младший брат беспрекословно слушался старшего. Дворянин был обязан поддерживать фамильную честь и мстить каждому, кто покушался бы на жизнь и честь членов его фамилии.

2. Вежливость. Это понятие включало в себя несколько положений:

– Уважение по отношению к вышестоящим в социальной иерархии. По понятиям черкесов, уважение, независимо от разницы положения в социальной иерархии, должно быть взаимным. Дворяне служили своему князю, оказывали ему определенные знаки почтения. Самые низшие категории дворянства, так называемые пшичеу, будучи телохранителями и оруженосцами князя, прислуживали ему ежедневно в домашнем быту. При этом, по словам Н. Дубровина, "по большей части, с обеих сторон соблюдались утонченная вежливость и взаимное уважение" .

– Уважение к старшим по возрасту. Каждому человеку старшего возраста необходимо было оказывать знаки внимания, положенные по черкесскому этикету: вставать при его появлении и не садиться без его разрешения, не говорить, а только почтительно отвечать на вопросы, выполнять его просьбы, прислуживать во время трапезы за столом и т. д. При этом все эти и другие знаки внимания оказывались вне зависимости от социального происхождения. Ф. Торнау в связи с этим сообщал следующее: "Лета у горцев в общежитии выше звания. Молодой человек самого высокого происхождения обязан вставать перед каждым стариком, не спрашивая его имени, уступать ему место, не садиться без его позволения, молчать перед ним, кратко и почтительно отвечать на его вопросы. Каждая услуга, оказанная седине, ставится молодому человеку в честь. Даже старый невольник не совсем исключен из этого правила. Хотя дворянин и каждый вольный черкес не имеют привычки вставать перед рабом, однако ж мне случалось нередко видеть, как они сажали с собою за стол пришедшего в кунацкую седобородого невольника" .

– Уважение к женщине. Это положение означало прежде всего уважение к матери, а также уважение к женскому полу вообще. Каждый рыцарь считал за честь выполнить просьбу девушки или женщины, что нашло отражение в непереводимой черкесской пословице: "ЦIыхубз пшэрыхь хущанэ". Это выражение имеет несколько смысловых оттенков, одно из которых означает невозможность для мужчины не уважить просьбу женщины. Большим позором считалось обнажить в присутствии женщины оружие или же, наоборот, не вложить его тотчас в ножны при ее появлении.

Если дворянин в присутствии женщины позволил себе нечаянно неприличное слово, то, по обычаю, он должен был загладить свою вину преподнесением ей какого-либо ценного подарка.

Женщина у черкесов не могла быть ни объектом, ни исполнителем кровной мести. Посягательства на жизнь женщины черкесам были неизвестны (инф. Х. Х. Яхтанигов).

Большим позором считалось для мужчины, в том числе и для мужа, поднять руку на женщину.

"У черкесов, – сообщает Хан-Гирей, – обхождение мужа с женою также основывается на строгих правилах приличия. Когда муж ударит или осыплет бранными словами жену, то он делается предметом посмеяния..." .

Покушение на честь матери, жены или сестры в понятии черкесов были самым сильным оскорблением, которое можно нанести мужчине. Если дела об убийствах можно было путем выплаты цены крови уладить, то подобные посягательства на честь женщины обычно заканчивались кровопролитием.

– В понятие "вежливость" входило уважение к любому человеку, в том числе и незнакомому. Природа этого уважения была, по всей видимости, порождена, как и у всех наций, создавших этикет, двумя основными факторами: во-первых, тот, кто оказывал уважение и знаки внимания другому человеку, имел право требовать с его стороны такого же отношения; во-вторых, каждый человек, будучи постоянно вооружен, имел право для защиты своей чести применить оружие. Многие авторы и путешественники, побывавшие на Кавказе, справедливо полагали, что та вежливость и уважение, которые были характерны для повседневных взаимоотношений черкесов, были в определенной мере порождены той "умиротворяющей" ролью, которую играло всеобщее вооружение народа.

Надо отметить, что для черкесов и созданного ими этикета был абсолютно чужд социальный сервилизм – весь их этикет был основан на сильно развитом чувстве личного достоинства. Это обстоятельство отметил и Дж. А. Лонгворт, который писал: "Однако эта смиренность, как я вскоре обнаружил, сочеталась в них с полнейшей независимостью характера и основывалась, как и у всех наций, склонных к церемонностям, на уважении к самому себе, когда другим тщательно отмеривается та степень уважения, которую требуют и для себя" .

Даже князья, стоявшие во главе феодальной иерархии, не могли требовать от своих подвластных чрезмерных проявлений знаков внимания, сопряженных, с одной стороны, с личным самоуничижением, а с другой – вознесением, чинопочитанием княжеского достоинства.

В истории черкесов были случаи, когда чрезмерная гордость и тщеславие отдельных князей восстанавливали против них не только других князей, но и весь народ. Обычно это приводило к изгнанию, уничтожению или же лишению княжеского достоинства подобных людей.

Так произошло, например, с кабардинскими князьями Тохтамышевыми, которых на общенародном собрании лишили княже-ского звания и перевели в сословие дворян 1-й степени (дыжьыныгъуэ) .

У кабардинцев был такой обычай: если по дороге ехал князь, то встретившийся с ним должен был разворачиваться и сопровождать его до тех пор, пока тот его не отпустит *.

Так вот, князья Тохтамышевы в своей заносчивости и тщесла-вии дошли до того, что заставляли поворачивать и следовать за ними по нескольку верст тяжело груженные арбы крестьян.

__________

* Впрочем, это правило необходимо было соблюдать по отношению к каждому старшему по возрасту человеку. По отношению к князьям оно соблюдалось независимо от возраста.

В конце XVII или начале XVIII века, по сведениям Я. Потоцкого, в Кабарде произошло уничтожение княжеского семейства Чегенукхо. "Генеалогия говорит единственно, что семейство было уничтожено по причине своей гордости: но вот что по этому поводу сохранилось в преданиях. Главы этого семейства не допускали, чтобы другие князья садились раньше их. Они не разрешали, чтобы лошадей других князей поили водой тех же речек или, как минимум, выше по течению того места, где поились их собственные лошади. Когда им хотелось вымыть руки, они приказывали молодому князю держать перед ними таз. Они считали выше своего достоинства посещать "поки", или собрания князей. И вот что из всего этого вышло. На одном из таких всеобщих собраний они были осуждены на уничтожение.

Судьи взяли на себя роль исполнителей приговора, ими же вынесенного" .

В "Кратком историко-этнографическом описании кабардинского народа", составленном в 1784 году, об этом же событии сообщалось: "Поколение же сие было в Кабарде во особливом уважении. Старший из оного составлял род самовластного владельца, но в конце прошлого века по ненависти к нему других князей, не терпя его гордости, учинен был заговор, и истребили сие колено даже до младенца" .

Особенностью менталитета черкесов было уважение личного достоинства и личной свободы и связанный с ними ярко выраженный индивидуализм. Это, по-видимому, было одной из причин того, что демократизм был в высшей степени характерен для их политического устройства и здесь было мало предпосылок для установления тирании или диктатуры. Этот демократизм проявлялся даже в военной сфере. В частности, Ф.Ф. Торнау по этому поводу писал: "По черкесским понятиям... мужчина должен обдумывать и обсуживать каждое предприятие зрелым образом, и если есть у него товарищи, то подчинять их своему мнению не силою, а словом и убеждением, так как каждый имеет свою свободную волю" .

Несмотря на существование развитой сословной иерархии, чинопочитание в высшей степени претило свободному духу черкесов. Один из героев рассказа А.-Г. Кешева неприятие этого, образно выражаясь "падишахства", выразил следующим образом: "Достоинство и хорошее происхождение везде в почете – против того и спора нет, но ни в каком случае не должно им поклоняться, сносить от них всякие обиды. Дворянский обычай указывает каждому черкесу приличное ему место, дает знать, что можно ему делать и чего нельзя. Тому нет места между адыгами, кто захочет стать выше всех, кто пожелает поставить волю свою законом для других. Такого человека всякий заметит, всякий будет стремиться как бы подрезать ему крылья. И будь он силой равен хоть грому, имей на плечах своих сто голов, рано или поздно, а сломит себе шею" .

В понятие "вежливость" входили такие нормы уэркъ хабзэ, как запрет на ругань, брань, рукоприкладство и другие формы проявления вражды, достойных, по мнению уорков, только плебеев .

Это правило нашло отражение в народной пословице: "Хьэ джафэ банэркъым, уэркъ хъуанэркъым" – "Гончая не лает, дворянин не ругается". С. Броневский сообщает: "Черкесы грубых и ругательных слов не терпят; в противном случае князья и уздени равного себе вызывают на поединок, а незнатного человека нижней степени или простолюдина убивают на месте. Кабардинцы всегда наблюдают в обращении между собою вежливость, чинопочитанием соразмеряемую; – и сколь ни пылки в страстях своих, стараются умерять оныя в разговоре..." .

Более того, по свидетельству Хан-Гирея, "достойно замечания то, что все эти обряды вежливости соблюдаются и тогда, когда князья и дворяне друг друга ненавидят, даже и тогда, когда они бывают явные враги, но ежели им случится встретиться в таком месте, где законы благопристойности удерживают их оружие в бездей-ствии, например в доме князя или дворянина, в присутствии женщин, на съездах дворянства и тому подобных случаях, где приличия воспрещают обнажить оружие, и самые враги остаются в границах вежливости и даже оказывают нередко друг другу разные услужливости, что называется дворянская (то есть благородная) неприязненность или вражда, но затем эти враги являются самыми свирепыми кровопийцами там, где они могут свободно обнажать свое оружие, и тем более вежливость их делает им честь, и народ питает к ним большое за то уважение" .

Не только брань или ругань считались неприличными, но и даже разговаривать на повышенных тонах, поддавшись эмоциям, было для представителей высших сословий непозволительным. "Черкесский дворянин бравировал своей вежливостью, – писал Н. Дубровин, – и стоило только разгорячившегося узденя, забывшего приличие и вежливость, спросить: ты дворянин или холоп? – чтобы, напомнив его происхождение, заставить его переменить тон из грубого в более мягкий и деликатный" .

Болтливость также считалась неприличной, особенно для князя. Поэтому при приеме гостей "всегда один из дворян должен был занимать гостей разговором, потому что самому князю декорум не позволял, чтобы он много говорил" .

Темиргоевские князья ввели даже следующее обыкновение: "...они вообще при важных переговорах с соседними ли народами или во время распрей междоусобных, сами не входят в словопрения, а их дворяне, которым вверяют дела, объясняются в присутствии князей". Хан-Гирей называет это обыкновение прекрасным, "ибо оно, удерживая тяжущиеся лица, так сказать, от исступления, в которое нередко впадают при сильных прениях, сохраняет тишину на съездах" .

К понятию "вежливость" можно отнести и такое качество, как скромность. Н. Дубровин писал: "Храбрые по природе, привыкшие с детства бороться с опасностью, черкесы в высшей степени пренебрегали самохвальством. О военных подвигах своих черкес никогда не говорил, никогда не прославлял их, считая такой поступок неприличным. Самые смелые джигиты (витязи) отличались необыкновенной скромностью; говорили тихо, не хвалились своими подвигами, готовы были каждому уступить место и замолчать в споре; зато на действительное оскорбление отвечали оружием с быстротою молнии, но без угрозы, без крика и брани" .

Действительно, у черкесов бытует много пословиц и поговорок, прославляющих скромность и порицающих хвастовство: "Щхьэщытхъурэ къэрабгъэрэ зэблагъэщ" – "Хвастун и трус – родственники", "ЛIы хахуэр утыкум щощабэри, лIы щабэр утыкум щокIий" – "Храбрый муж становится на людях мягкий (ведет себя скромно), трусливый на людях становится крикливым".

"Уэркъ ищIэ иIуэтэжыркъым" – "Дворянин не похваляется своими подвигами". Особенно неприличным считалось, по черкесскому этикету, хвалиться своими подвигами в присутствии женщин, что нашло отражение в пословице: "ЛIым и лIыгъэр лэгъунэм щиIуатэркъым" –"Мужчина не распространяется о своих деяниях в обществе женщин". По мнению черкесов, о храбрости человека должны говорить люди, но не он сам: "УлIмэ, уи щхьэ ущымытхъу, уфIмэ, жылэр къыпщытхъунщ", "Если ты мужчина – не хвались, если ты хорош – люди тебя похвалят".

Право увековечения и прославления подвигов героя принадлежало исключительно народным певцам – джегуако. Как правило, это делалось после смерти героя сочинением в его честь величальной песни. Когда дворянина просили рассказать о каком-нибудь событии, то он, по обычаю, в своем повествовании старался опустить те места, в которых сообщалось о его действиях в данной ситуации или же, в крайнем случае, говорил о себе в третьем лице, дабы его не заподозрили в нескромности. Вот что сообщает об этом знаток адыгского фольклора Зарамук Кардангушев: "В старину черкесы считали позором, когда о свершенном человек говорил: "со мной случилось", "я сделал". Это было непозволительно. "Я ударил", "я убил" и т.д. – настоящий мужчина о себе никогда не скажет. В крайнем случае, если ему придется рассказывать о каком-нибудь случае, он скажет: "В руке находящееся ружье выстрелило – мужчина упал". Вот так он будет рассказывать, как будто его дела в том нет и все произошло само собой".

В апреле 1825 года царскими войсками был уничтожен аул беглого кабардинского князя Али Карамурзина. Когда князя Атажукина Магомеда (Хьэт1охъущокъуэ Мыхьэмэт 1эшэ) попросили рас-сказать, каким образом он отомстил одному из виновников гибели аула предателю Шогурову, он ответил кратко: "Ержыбыжьыр гъуэгъуащ, Шоугъурыжьыр гъуэгащ" – "Ереджиб* старый прогремел, Шогуров подлый заревел" .

3. Мужество. Понятие "мужество" включало в себя такие положения, как:

– Храбрость. Это качество было обязательным для уорка, оно было неразрывно связано с его статусом.

Трусость, в свою очередь, несовместима с положением свободного человека, а тем более дворянина. Если трусость проявил крестьянин, то за это его безусловно осудили бы, но ниже занимаемого им в социальной иерархии места его нельзя было опустить. В отличие от него уорк, проявивший трусость, лишался дворянского звания. Рыцарь, уличенный в трусости, подвергался гражданской смерти, которую, как нам сообщил Хасан Яхтанигов, адыги обозначали термином "унэ дэмыхьэ, хьэдэ имых" (букв.: к кому не входят в дом, в чьих похоронах не участвуют). С таким человеком переставали общаться друзья, ни одна девушка не вышла бы за него замуж, он не мог принимать участие в народных собраниях и вообще в политической жизни своего народа, общины.

Для всеобщей демонстрации народного презрения в старину, по свидетельству Ш. Б. Ногмова, "уличенных в трусости выводили перед собранием в войлочном безобразном колпаке для посрамления и налагали пеню ценою в пару волов" .

По другим данным, этот колпак носила мать провинившегося, пока он каким-либо подвигом не искупал своей вины. Этот вой-

__________

*Ереджиб – ержыб – марка кремневого кавказского ружья, названная по имени мастера.

лочный "колпак труса" назывался пIынэ. В фольклоре упоминается также специальное платье – къэрабгъэ джанэ (рубашка труса), которое выполняло аналогичную функцию.

Воин, проявивший трусость, мог искупить свою вину перед обществом только свершением подвига или же своей смертью. До этого же времени вся его семья пребывала как бы в трауре. Жене опозоренного воина окружающие выражали сочувствие, в знак которого высказывалось благопожелание: "Уи лIым и напэр тхьэм хужь ищIыж" – "Честь твоего мужа бог да восстановит" .

– Твердость и хладнокровие. Это положение подразумевало, что уорк в любой ситуации должен был сохранять самообладание, быть невозмутимым, никогда не поддаваться панике и страху. Сохранилось фольклорное свидетельство о том, как уорки Кармовы были понижены в сословной иерархии переводом из первостепенных дворян (дыжьыныгъуэ) в сословие второстепенных дворян (беслъэн уэркъ). Вот что фольклор сообщает об этом: "Къармэхэ жьындум къигъащтэри, лIакъуэлIэшым къыхадзыжащ" – "Кармова сова испугала, за это из тлекотлешей его исключили" .

Хотя фольклорная версия носит больше анекдотический характер и скорее всего не является исторически достоверной, тем не менее такая постановка любопытна сама по себе. Действительно, согласно историческим свидетельствам и некоторым фольклорным данным Кармовы были дворянами 1-й степени, но не тлекотлешами, а деженуго, и действительно были переведены в сословие второстепенных дворян. Причиной же послужило то, что они отказались убить находившихся у них на постое крымских воинов и помогли им бежать во время их всеобщего избиения. Кармовы не сделали этого не из трусости, а по причине родственных отношений, в которых они состояли с крымскими ханами. Одна из их дочерей, как сообщают предания, была замужем в Крымском ханстве. После разгрома и уничтожения крымско-татарского войска на народном собрании кабардинцы и приняли, по всей видимости, это решение.

– Терпеливость и выносливость. Эти качества воспитывались в дворянине с раннего детства. Истинный рыцарь-уорк должен был быть сильнее своих естественных человеческих слабостей. Считались позором и подвергались осуждению жалобы на усталость, недомогание, холод, жару, голод и даже всякое упоминание о вкусной и здоровой пище .

У черкесов существует много преданий, описывающих и восхваляющих стойкость и терпеливость. Так, говорят, Андемыркан, начавший наездническую жизнь с 15 лет, имел следующее обыкновение: когда ему выпадало быть в карауле или стеречь лошадей, он даже зимой, в самый лютый мороз, проводил всю ночь стоя на одном месте и не смыкая глаз. За это ему дали прозвище Чэщанэ – Башня...

РЕМОТИВАЦИЯ КОММУНИКАТИВНЫХ ДЕЙСТВИЙ И ДВИЖЕНИЙ

Ремотивация обычаев и обрядов, пожалуй, одна из самых значительных этнических универсалий. На это в свое время обратил внимание В. Вундт: «...Обычай... в своем развитии претерпевает такие изменения, которые придают ему другой смысл, писал он. Вследствие такого изменения происходят главным образом два превращения. Первое превращение состоит в отпадении первоначального мифического мотива, который уже не замещается другим мотивом: обычай продолжает существовать только в силу ассоциативного упражнения, причем он в то же время теряет характер принудительности, а внешние формы его проявления становятся менее устойчивыми. При втором превращении место первоначальных мифически-религиозных представлений занимают нравственные и социальные цели. Но оба вида превращений могут тесно соединяться в одном и том же случае, и даже если какой-нибудь обычай не служит непосредственно той или другой социальной цели, как например, некоторые правила приличия, вежливости, правила того, как следует одеваться, есть и т. п., то он косвенно создает себе такую цель, так как существование каких-нибудь норм, общеобязательных для сочленов общества, поддерживает совместную жизнь и содействует тем самым совместному духовному развитию» (Вундт, 1897, 358).

Суждения В. Вундта в данном случае несколько противоречивы (например, постулируя возможность существования немотивированных обычаев, он тотчас отрицает ее). Это результат противоречивости его общепсихологических взглядов. Но, в целом, тенденция развития обычая схвачена безусловно верно. Заслуживает внимания особенно замечание о создании новых и косвенных целей для действий и движений, подпадающих под категорию правил приличия и вежливости. Именно в этой плоскости следует, как нам кажется, рассматривать ремотивацию всей сферы ритуализованных коммуникативных действий и движений.

У адыгов, так же как и у других народов, она захватывает приветствия и прощания, тосты и пожелания, обрядовую коммуникацию, практику вторичных, метафорических наименований людей словом в той или иной мере всю сферу традиционно-бытовой культуры общения. Магические и полумагические акты, таким образом, превращаются в символы дружеского расположения и единения, приличия и такта, уважения и почитания и в таком секуляризованном виде закрепляются в этикете. Но одновременно с этим они, как было сказано, сохраняют целиком или отчасти свою внешнюю форму (технику исполнения). А она, как известно, сама но себе довольно сложна, затейлива. Взять хотя бы технику обозначений родственников по свойству. У невестки она обусловлена целой системой предписаний для вторичного наименования свекрови, свекра, деверей, золовки, мужа, детей. Такого типа предписания существуют и для свекрови, для мужа и других лиц внутри родственной группы.

Мотивируют этот обычай во всех случаях необходимостью взаимного уважения, почитания. Между тем, он является магическим по своему происхождению. Теряя свою первоначальную мотивировку, превращаясь в символы приличия, коммуникативные действия и движения оказываются в восприятии самих членов этноса, но особенно в восприятии сторонних наблюдателей, еще более затейливыми, говоря иначе, избыточными (в плане прагматики общения). Если рассмотреть теперь все это в обратном порядке подчеркнутая избыточность, мотивированная приличием, уважением, почитанием, то мы получим куртуазную коммуникацию как норму, как правило взаимодействия и, стало быть, куртуазный этикет.

Конечно, не на одних только секуляризованных действиях и движениях основана куртуазия общения адыгов. В этом направлении действует ряд других факторов: табу на хвастовство, почитание женского пола и др. Но ремотивация коммуникативных действий сыграла, как мы увидим, особую роль в становлении адыгского этикета и прежде всего в плане снабжения его куртуазным содержанием, распространяющим свое влияние как на психологию, так и на технику общения.

И последнее, о чем необходимо здесь сказать. В отличие от вышерассмотренных принципов, принцип ремотивации коммуникативных действий латентен, т. е. почти не осознается в качестве такового основной массой населения. Его наличие и влияние на этикет обнаруживается в результате специального анализа стандартов общения в плане их генеза. Сейчас уже никто не воспринимает формулу выражения благодарности Тхьэразэ къыпхухъу как молитву, как обращение к богу (тхьэр арэзы къыпхухъу - да будет бог благосклонным к тебе), эта связь утеряна, вытеснена из сознания, точно также как в русской среде утеряна связь между словом «спасибо» и молитвенным словосочетанием «Спаси бог».

ГОСТЕПРИИМСТВО АДЫГОВ

Существует масса несовместимых явлений социальной жизни, и среди них рыцарство и скупость. Рыцари средневековой Франции, Германии, Испании, Японии, также точно как и рыцари феодальной Черкесии, подвергали насмешкам, изгоняли из своего общества всякого, кто был едва заподозрен в скупости. Щедрость один из важнейших пунктов всякого рыцарского этикета.

Исключительная щедрость адыгов всегда привлекала внимание исследователей, о чем можно судить по высказываниям целого ряда черкесских и иностранных авторов XIX в.: «Если уорк увидит на владельце хорошее платье, шапку или другое и пожелает иметь эту вещь, то владелец не вправе в том отказать» (Ногмов, 195В, 87). «...Черкесы нисколько не стесняются попросить то, что им нравится, и было бы смешно им отказать, так как любой имеет полное право попросить то, что у них есть» (Мариньи, стр. 309). «Стоит только похвалить чекмень, лошадь или другую вещь, черкес тотчас вам ее дарит» (Сталь, 1900, 133). «Щедрость и отвага лучшее у черкесов средство приобрести известность...» (Хан-Гирей, 1974, 298). Следует заметить, что и поныне это качество в большом почете среди адыгов. Нередки еще случаи, когда человек, похваливший шапку, галстук, книгу и пр. немедленно получает эти вещи в подарок от владельца. В автобусе, такси, ресторане каждый мужчина спешит заплатить за своих друзей, знакомых. Если же у кого-нибудь попросят взаймы небольшую сумму денег, он отдает ее с готовностью и считает неприличным принять назад...

Наивысшее свое воплощение находит щедрость адыгов и других кавказских и некавказских народов в обычае гостеприимства, в этом, по выражению Л. Моргана, «замечательном украшении человечества в эпоху варварства» (Морган, 1934, 34).

Гостеприимство черкесов широко известно и описано как в дореволюционной, так и послереволюционной литературе (См.: Интериано, стр. 50-51, Мотрэ, 130-132; Лопатинский, 1862, 80-82; Дубровин, 1927; Гарданов, 1964; Коджесау, 1968; Мамбетов, 1968 и др.). Его, как заметил впервые Л. Я. Люлье, не следует смешивать с куначеством правом покровительства и защиты. Оно состоит «в принятии и угощении посетителей и проезжающих, останавливающихся для отдохновения или для ночлега в доме знакомого или даже вовсе незнакомого им человека» (Люлье, 1859, 33; См. также: Налоева, 1971).

Так как подробная характеристика данного общественного института уже имеется (особенно в указанных работах В. К. Гарданова и Г. X. Мамбетова), мы коснемся здесь лишь некоторых сторон феномена гостеприимства, преимущественно тех, что связаны с общей направленностью книги.

Гостеприимство, как известно, обычай, берущий свое начало в глубокой древности. Он был и остается, в той или иной мере, обычаем всех народов земного шара. Открытым остается, однако, вопрос о генетических корнях этой этнической универсалии: одни ученые трактуют его неверно, другие (их, кстати говоря, большинство) вовсе обходят.

Заметим с самого начала, что объяснения типа «общая склонность к рыцарским странствованиям произвела естественным образом всеобщее почтение к гостеприимству» (Броневский, 1823, 130), «в основании его лежит общечеловеческая нравственность» (Шанаев, 1890) для данного случая не годятся. Гостеприимство, надо полагать, возникло в родовом обществе, до склонности к рыцарским странствованиям, и в основе его лежала отнюдь не общечеловеческая нравственность в духе Фейербаха. Тем не менее некоторые ученые не могут отказаться от подобных воззрений (См. напр. Тэйлор, 1882, 404; Чурсин, 1913, 64; Магомедов, 1974, 288-289).

Существует кроме того концепция, объявляющая гостеприимство порождением магии, религии. При желании некоторые основания для этого можно найти. У древних индийцев, например, гостеприимство представляют в виде одной из разновидностей жертвоприношения, ср. «Обучение жертвоприношение Брахме, тарпана жертвоприношение предкам, хома богам, приношение боли духам, гостеприимство жертвоприношение людям» (Законы Ману, 1960, 59). Суть последнего жертвоприношения в предписаниях типа: «Прибывшему гостю следует дать место для сидения, воду, а также пищу, сколько только можно, сдобрив [ее] должным образом. Гость, пришедший после заката солнца, не должен быть выгнан хозяином, вовремя он пришел или не вовремя, пусть он в его доме не пребывает ненакормленный» (Законы Ману, 1960, 61-62).

Л. Леви-Брюль, касаясь вопроса о гостеприимстве и обычае одаривать гостя, склоняется по существу к этой точке зрения. Вслед за рядом ученых, наблюдавших быт и культуру народов, стоящих на низкой ступени общественного развития, он считает, что радушие и доброта хозяина объясняются «прежде всего боязнью открыть поле действия для дурного влияния... Отказ вызывает гнев у просящего. Этим вызываются дурные намерения, враждебная настроенность (близкая к зависти), которая будучи раз пробуждена, обладает уже собственной силой и порождает зло. Но этого-то следует абсолютно избегать» (Леви-Брюль, 1937, 74).

Нетрудно заметить, что названные сакральные и полусакральные мотивы гостеприимства близки к тем, которыми руководствуются и сейчас представители всех народов мира, даже самых цивилизованных. В этом плане Леви-Брюль, конечно, прав, но трудно согласиться с тем, что они (эти мотивы) были исходными, а не производными от какого-либо другого. Мы имеем в виду мотив, который должен был развиться на почве практиковавшейся в эпоху первобытного коммунизма коллективной собственности. Сознание того, что все, чем располагает общество, является одновременно и твоим, не могло существовать без сознания «мое есть одновременно общественное».

Вот откуда берут начало необычайная щедрость и гостеприимство некоторых народов. Отсюда и поразительное сходство общих контуров гостеприимства. Мы находим гостеприимство адыгов и других кавказских народов в том же почти виде, в каком оно зафиксировано у древних евреев, германцев, испанцев, индейцев. Следующее описание гостеприимства у индейцев можно вполне отнести и к адыгам: «Если кто-нибудь входил в дом индейца в любой индейской деревне, будь то односельчанин, соплеменник или чужой, женщины дома обязаны были предложить ему пищу. Пренебрежение этим было бы невежливостью, более того, обидой. Если гость был голоден, он ел, если он был сыт, вежливость требовала, чтобы он попробовал еду и поблагодарил хозяев. Та же картина повторялась в любом доме, куда бы он не вошел в любое время дня. Обычай этот соблюдался исключительно строго, и то же гостеприимство распространялось на незнакомых людей, принадлежащих к своим племенам, так и к чужим» (Морган, 1934, 31).

Судя по библейским сказаниям, отражающим период XV-XVII вв. до н. э., древние евреи были не менее гостеприимны, чем индейцы. Они приглашали в дом незнакомых странников, давали им умыться, накрывали стол едой, а сами в знак уважения к гостям не садились с ними, «а стояли рядом, пододвигая им еду и питье» (См. Косидовский, 1965, 51). Так же точно как у жителей феодальной Черкесии у них считалось необходимым всеми возможными средствами защищать честь и достоинство гостя. Тех, кто нарушал правила гостеприимства, наказывали самым жестоким образом. (См. Сказание о преступлении сынов Вениаминовых).

Л. Морган один из первых ученых, показавших, что гостеприимство порождение социально-экономических отношений раннеродового строя. «Объяснения закона гостеприимства, пишет он, надо искать в коллективном землевладении, в распределении земледельческих продуктов, по домашним хозяйствам, состоящим из известного числа семейств, и в коммунистическом строе домашней жизни...» (Морган, 1934, 41). Приняв эту точку зрения, мы должны, следовательно, признать, что гостеприимство адыгов и соседних с ним кавказских народов покоилось на пережитках хозяйственной жизни, свойственной родовому обществу.

Раз возникнув, обычай гостеприимства был постепенно в той или иной мере освящен, конкретизирован, обоснован религией. «Индейцы, пишет Дж. Хекевельдер, верят, что «великий дух» сотворил землю и всё, что на ней, для общего блага людей. Он дал им страну, обильную дичью, и сделал это не для выгоды немногих а для пользы всех. Все было дано сынам человеческим в общее обладание. Все, что живет на земле, все, что на ней произрастает, все, что живет в реках и водах, текущих на земле, все это было дано всем сообща, и каждый человек имеет право на свою долю. Таков источник индейского гостеприимства, которое является не добродетелью, а строгим долгом» (Цит. по: Морган, 1934, 33-34). У адыгов, насколько можно судить по эпосу, гостеприимство поощрялось языческими богами. Они сами показывали пример гостеприимства, приглашая на свои пиршества выдающихся людей. Прием и угощение гостя одна из форм приобретения псапэ. Последнее надо понимать не просто как добро или добродетель (См. Шаов, 1975, 252), но как особую реакцию бога (богов) на поступки хозяина, а именно реакцию благорасположения и отпущения грехов. Псапэ антипод того, что адыги именуют гуэныхь - грех. Стало быть, нарушать принцип гостеприимства грешно. Не зря Хан-Гирей пишет: «черкесы вообще, принимая гостей, уверены в том, что делают угодное творцу» (1836, 326).

Сверх того, соблюдение принципа гостеприимства строго контролировалось общественным мнением. Нарушивших его подвергали «суду и наказанию» (Ногмов, 1958, 79), они «делаются предметом народного презрения, честные люди теряют к ним уважение и гнушаются их сообществом, на каждом шагу оскорбительные упреки встречают их...» (Хан-Гирей, 1836, 325). И в настоящее время ведущую роль в поддержании гостеприимства играет мнение общественности: соседей, знакомых, родственников, самих гостей.

Экспликативная модель адыгского гостеприимства своеобычна и чрезвычайно сложна, в эпоху рыцарства она была переоформлена, дополнена совершенно новыми элементами, несвойственными гостеприимству родового общества. Имеющиеся на сегодняшний день исследования не дают об этом полного представления. Поэтому необходимо было бы последовательно, шаг за шагом, выявить все многообразие стандартов и атрибутов коммуникативного поведения, относящихся к данному социальному институту, что для традиционно-этнографических работ, как было сказано, не характерно. Впрочем, приводимый ниже список пунктов адыгского гостеприимства тоже не претендует на полноту. В нем представлено лишь основное содержание ритуалов, предусмотренных гостеприимством, но с установкой на обстоятельность, детальность описания. С этой же целью в список включены соответствующие пословицы, они, как известно, лучше всего отражают внешний рисунок и внутренний смысл традиционно-бытовой культуры этноса.

Итак, основные пункты адыгского гостеприимства суть следующие:
1. Гость-священное, неприкосновенное лицо. Он несет с собой счастье и благополучие Хьэщ1эм насып къыдок1уэ * - С гостем приходит счастье; Адыгэм хьэщ1э и щ1асэщ - У адыгов гость любимец.
2. Обычай гостеприимства распространяется на всех адыгов, независимо от их состояния Адыгэм я нэхъ тхъэмыщк1эри бысымщ - У адыгов самый бедный и тот бысым **. «Беднейшие сословия так же гостеприимны, как и высшие, и бедный человек, даже крестьянин, угостит чем может и накормит лошадей, а чего не имеет сам, то займет у других». (Сталь, 1900, 135).
3. Долг каждого адыга пригласить к себе в дом тех, кто возможно нуждается в пище и ночлеге. «Любой незнакомец, идущий по аулу, встретив первого аульчанина, слышит традиционное «еблагъэ» добро пожаловать. Он искренне приглашает в свой дом и угощает» (Коджесау, 1968, 282).
4. Правом гостеприимства пользуются стар и млад, богатый и бедный, мужчина и женщина, враг и друг: Хьэщ1э щ1алэ щы1экъым - Гость молодым не бывает; Хьэщ1э лей щьпэкъым - Гостя лишнего не бывает; Хьэщ1эу къыпхуэк1уамэ, уи жагъуэгъури ныбжьэгъущ - Если гостем пришел, то и твой враг твой друг.
5. Наибольшим почетом пользуется гость из дальних краев Хьэщ1э гъунэгъу нэхърэ хьэщ1э жыжьэ нэхъ яъап1эщ - Дальний гость почетней (дороже) ближнего. Этим объясняются пышные встречи и проводы иностранных путешественников, которые затем восторженно отзывались об адыгском гостеприимстве.
6. В некотором отдалении от жилого дома каждая семья строит специальный гостевой дом*** - хьэщ1эщ

* Эта и значительная часть всех других пословиц, используемых в книге, приводится по двухтомному изданию адыгских пословиц: Кардангушев и др., 1965; Гукемух и др., 1967.
** Бысым принимающий гостя, хозяин дома. Восходит к древне-иранскому f"sumant обладающий скотом, скотохозяин (Абаев, 1949, 74).
*** Раньше у наиболее состоятельных семей было даже два гостевых дома: хьэщ1эщ - кунацкая и хьэщ1эщ жьант1э - почетная кунацкая. См. об этом: Люлье, 1859, 33. (кунацкая) и рядом коновязь. В кунацкой всегда имеются: треножные столики для угощения гостей, кровать, ковер, медный кувшин (къубгъан) и медная или деревянная чаша для умывания, полотенце, а также часто музыкальные инструменты (шык1э пшынэ - скрипка, бжьами - свирель). На стенах кунацкой обычно развешивается оружие. «Вне двора возвышается на расстоянии от пятидесяти до ста шагов сакля для гостей, в которой не живут и которая предназначается для гостей. Даже бедный адыг никогда не забывает построить саклю для гостей на своем дворе» (Лапинский, 1862, 62). «Мы спешились у Индар-Оглы, который вместе с сыном Ногаем вышел нас встречать к воротам своего двора и проводил нас в гостевое помещение, где стены были украшены саблями, кинжалами, луками, стрелами, пистолетами, ружьями, шлемами и большим числом кольчуг» (Мариньи, стр. 307).
7. Двери кунацкой открыты в любое время дня и ночи. Всякий прохожий может войти и расположиться там, не спрашивая хозяев. «Гость, приехавший ночью, мог зайти в гостиный дом никем не замеченный, поэтому хозяин дома до отхода ко сну обязан был заглянуть в гостиный дом. О приезде гостя могла свидетельствовать и лошадь, привязанная к коновязи» (Мамбетов, 1968, 231).
8. На случай прихода гостей необходимо всегда иметь запасы съестного Хьэщ1э къэк1уэнщ жы1и гъэт1ылъ, куэдрэ щылъащ жып1эу умышх - Гость придет, скажи и отложи, долго лежало, говоря, не ешь.
9. Увидев гостя, хозяин обязан выйти ему навстречу, приветствовать формулой ф1эхъус апщий, еблагъэ - Хорошим прибудь, добро пожаловать. Другие формулы приветствий для данного случая не годятся.
10. Всаднику помогают спешиться, держа коня под уздцы и заботятся о корме для последнего.
11. Первыми входят в кунацкую гости, все остальные следуют за ними. В настоящее время, ввиду отсутствия специального гостевого дома, впереди идет старший мужчина из числа хозяев, чтобы указать комнату, которая предназначена для гостей.
12. Проводив гостя в кунацкую, следует помочь ему снять верхнюю одежду, оружие и усадить на почетное место жьант1э.
13. Хозяева не садятся одновременно с гостем. Только после настоятельных просьб последнего садится тот из них, кто по летам и статусу стоит ближе всего к гостю. Если таковых нет, то никто не садится, все стоят.
14. Гостя расспрашивают о здоровье, и, после некоторого времени, о новостях.
15. Запрещается в течение трех дней спрашивать гостя о том, кто он таков, куда едет, откуда, с какой целью явился, на какое время, куда держит путь в дальнейшем и т. п. «...гость, если желал, мог сохранить полное инкогнито» (Дубровин, 1927, 8).
16. По истечении трех дней, т. е. после оказания гостю всех предусмотренных этикетом почестей, хозяин мог спросить, какими делами тот занят и чем он может быть полезен ему. Бысым считал своим священным долгом способствовать достижению тех целей, которые гость преследовал.
17. Недопустимо оставлять гостя одного в комнате. К нему заходят попеременно и приветствуют соседи, сыновья и дочери хозяина, но, как правило, не садятся, а вскоре удаляются или стоят, прислушиваясь к разговору старших, выполняя их поручения. «В промежутке от приезда до ужина являются соседи с приветствием; было бы невнимательно оставлять гостя одного в гостиной. Является также с визитом дочь хозяина и всегда за нею приносят блюдо со свежими или сухими овощами, глядя по времени года; гость приглашает ее присесть и по краткой беседе она удаляется» (Люлье, 1859,34).
18. Следует как можно быстрее накрыть стол лучшим из того, что есть в доме. Пока готовится главное угощение, гостю предлагают фрукты, сыр с пастой (круто сваренная пшенная каша) и пр. Затем следуют мясные блюда обычно в таком порядке: жареное мясо (лы гъэжьа), курица в соусе (джэд лыбжьэ), вареная баранина или говядина (хьэщ1эныш). Завершает трапезу мясной бульон, который пьют из деревянных чаш без ложек. Из спиртных напитков подают махъсымэ род браги, изготовленный из проса. Каждое блюдо приносят на маленьких треножных столиках. «...Вскоре был сервирован обед на пятнадцати маленьких столиках, которые сменяли друг друга по мере того, как мы пробовали находившиеся на них блюда» (Мариньи, стр. 307); «...Вслед за умыванием был принесен ряд низеньких круглых столов, наполненных кушаньем »(Торнау, 1864, 418).
19. Перед едой гостю предлагают помыть руки. При этом жена, сын или дочь хозяина подносит гостю чашу, поливает ему руки из кубгана и держит наготове чистое полотенце. Все это делается тут же в кунацкой, так что гостю не приходится даже вставать со своего места.
20. При удовлетворении других нужд, гостя сопровождает кто-либо из членов семьи, указывает ему уборную для гостей и вместе с ним возвращается. В уборной для гостей всегда стоит кубган с водой, часто там же висит полотенце и зеркало.
21. За столом хозяева следят, чтобы гость съел как можно больше и насытился.
22. Считается бестактным съесть свою порцию раньше гостя, так как в этом случае гость вынужден будет тоже оторваться от пищи. Отсюда замечание Т. де Мариньи: «для черкеса постыдно есть быстрее иностранца» (стр. 296).
23. После трапезы гостю вновь подают воду, чтобы он помыл руки.
24. Избегают пререканий с гостем, если, конечно, он ведет себя в рамках приличий, предусмотренных этикетом.
25. Приличия требуют, чтобы хозяева в присутствии гостя не разговаривали между собой.
25. Чтобы развлечь почетного гостя, приглашают соответствующих его возрасту и рангу соседей, родственников, устраивают танцы, игры, поют песни и т. п. «Лучшие певцы и музыканты села присутствовали на приеме гостя. Для молодого гостя устраивались танцы, а для знатного путника организовывались скачки, джигитовка, стрельба в цель, национальная борьба, а иногда и охота. Делалось все, что могло прославить село хозяина, у которого остановился гость» (Мамбетов, 1968, 236-237).
27. Совершенно исключается даже намек на то, что гость засиделся и ему пора покинуть дом: Хьэщ1э къашэ щы1эщи, хьэщ1э ишыж щы1экъым Существует приглашение гостя, но не существует выпроваживания гостя.
28. Пока гость находится в доме, его верхнюю одежду, если она этого требует, чистят, приводят в порядок. Если гость остается на ночь, то утром он находит свою одежду выстиранной и выглаженной.
29. Перед сном гостю помогают снять обувь и моют ноги (это делала обычно дочь хозяина). Этот обычай, наиболее характерный для абхазов, у адыгов исчезает уже в XIX в.
30. Священный долг хозяина охранять покой и защищать честь гостя. В случае необходимости он исполняет этот долг с оружием в руках: Адыгэ и хьэщ1э быдап1э исщ - Адыга гость в крепости сидит.
31. Гостя, собравшегося уходить, настойчиво просят посидеть еще, остаться на ночь, на несколько дней.
32. Наиболее почетным гостям принято дарить подарки.
33. Гостю, покидающему дом, помогают одеться, сесть на коня, держа лошадь по уздцы и придерживая левое стремя.
34. Сидящему в седле гостю дают иногда чашу махсыма, так называемую шэсыжыбжьэ стременную.
35. Необходимо проводить гостя до края села, как минимум за ворота усадьбы... Гостей, прибывших издалека и особенно иностранцев, провожают до следующего пункта назначения или сопровождают в течение всего времени путешествия по стране.
36. Расставаясь с гостем, бысым желает ему счастливого пути, всяческих благ и настоятельно просит заходить еще.
37. После прощания хозяин ждет, пока гость удалится на некоторое расстояние. Неприлично, развернувшись, сразу возвращаться в дом. Таков, если так можно выразиться, устав, определяющий поведение хозяина по отношению к гостю. Но существуют также правила, касающиеся поведения гостя в чужом доме. Часть из них призвана ослабить в какой-то мере неудобства, причиняемые хозяевам, другая часть фиксирует способы демонстрации признательности за радушный прием;
38. Гость первым приветствует хозяина возгласом: Сэлам алейкум, дауэ фыщытхэ - Сэлам алейкум, как поживаете.
39. Он отдается целиком во власть хозяина, который изощряется в соблюдении всех пунктов гостеприимства: Хьэщ1ап1э ущы1эмэ, къыпхуащ! уи унафэщ - Если ты в гостях, что тебе скажут закон для тебя; Хьэщ1эр мэлым нэхърэ нэхъ 1эсэщ - Гость смирнее овцы.
40. В народе осуждают гостя, который по тем или иным соображениям, не приняв традиционных почестей от одного хозяина, уходит к другому, например, к соседу - Зи бысым зыхъуэжым чыц1ыхъу хуаук1 - Тому, кто меняет хозяина, козленка [тощего] режут.
41. В гостях не следует много есть и пить, чтобы не прослыть обжорой и пьяницей. «Если в семье парень или старик отправляется на свадьбу, то его кормят досыта, говоря «1энэм утефыщ1ыхьу умык1уэ» - Стол обчищать [в гости] не ходи (АФ, 1963, 214).
42. Гостю запрещается малейшее вмешательство в дела семьи. Считается бестактным вставать без нужды со своего места, выходить из кунацкой во двор, заглядывать на кухню, где готовят угощение. «...во все время пребывания в чужом доме, гость, по обычаю старины, оставался как бы прикованным к месту: встать, прохаживаться по комнате было бы не только отступлением от приличий, но многим из соотечественников показалось бы даже и преступлением» (Дубровин, 1927, 8).
43. Гость должен хорошо ориентироваться в том, сколько времени ему пробыть в кунацкой, чтобы не обидеть хозяина за быстрый уход и не стать ему в тягость за долгое пребывание. «Считается неучтивым оставаться у одного хозяина больше двух ночей, хотя хозяин никому не укажет на дверь» (Лапинский, 1862, 84). Хьэщ1ап1эрынэр емык1ущ - Задерживаться в гостях неприлично. Закончив трапезу, гость благодарит хозяев в выражениях типа: Фи ерыскъыр убагъуэ - Ваша пища да размножится.
44. Считается осквернением дома выяснение отношений в гостях, сведение старых счетов, ссора, брань и т. п. «...При вражде и кровомщении лица, имеющие вражду, не показывают друг другу притворного внимания и вежливостей, а напротив, показывают, что не замечают друг друга и держатся один от другого подальше. Все это делается натурально, без натяжки и аффектации» (Сталь, 1900, 121).
45. Совершенно недопустимо оскорбление достоинства членов семьи, в которой гостишь, например, флирт с женой или дочерью хозяина. Л. Я. Люлье в связи с этим пишет: «Часто в подобных случаях всматривался я в наружное обхождение горцев и находил их пристойными и чуждыми всякого нахальства» (1859, 34).
46. Гость не требует услуг, подарков, а когда они ему предлагаются, из приличия некоторое время отказывается.
47. Гость должен воздерживаться от похвалы тех или иных вещей в доме хозяина: это может быть воспринято как просьба, в которой бысым по обычаю никак не может отказать, т. е. в конечном итоге как вымогательство.
48. Покидая дом, гость обязан поблагодарить за прием, попрощаться со старшими членами семьи.
49. Прежде чем сесть на коня, гость разворачивает его головой к дому, что символизирует его добрую настроенность и признательность хозяевам. «Если гости были недовольны хозяином, они садились на коней спиной ко двору хозяина, а если довольны, то они головы своих лошадей обращали ко двору хозяина...» (Киржинов,1974, 172).
50. Гость (особенно если он молод), отказывается от того, чтобы ему помогали сесть на коня, провожали дальше ворот. Он поступает так и в том случае, когда определенно знает, что хозяева настоят на своем.

Перечисленные пункты гостеприимства, безусловно, не исчерпывают всего содержания данного общественного института. Но как предварительный материал для анализа (в том числе и сопоставительного, типологического анализа), они вполне пригодны. Можно, в частности, указать на следующие особенности адыгского гостеприимства.

По общему своему рисунку оно совпадает с гостеприимством народов, стоящих на низшей и средней ступени варварства (аборигенов Австралии, индейцев и др.). Объяснить это можно только идентичностью форм исторического развития культуры всех народов земного шара. У адыгов, так же как и у всех других народов, гостеприимство восходит к характерному для родового общества «коммунистическому строю домашней жизни» (Морган).

Сохранив за собой общие черты древнего, первобытного гостеприимства, гостеприимство адыгов эпохи феодализма приобрело уже совершенно иное качество: оно стало составной частью, конструктивным принципом рыцарства вообще и рыцарского этикета, в частности. «Есть три качества, пишет Дж. Лонгворт, которые в этих краях дают человеку право на известность храбрость, красноречие и гостеприимство; или...острый меч, сладкий язык и сорок столов» (Лонгворт, стр. 516). Рыцарский этикет внес свои поправки в гостеприимство, дополнил его совершенно новыми пунктами, по существу, целиком подчинил его своим принципам. Вместе с тем, по причинам вполне очевидным, было бы наивным полагать, что рыцарство породило гостеприимство.

Гостеприимство всегда занимало важное место в быту адыгов. В эпоху феодализма оно стало, кроме того, благодатной почвой для формирований и развития самобытного рыцарского этикета. И дело не только в самом уставе гостеприимства. Место данного общественного института в традиционно-бытовой культуре адыгов и других кавказских народов определялось в первую очередь его социальными функциями. Будучи своего рода эпицентром национальных и межнациональных контактов, гостеприимство играло громадную роль в интенсификации, оптимизации общения внутри этноса и за его пределами. Оно стимулировало и облегчало передачу культуры от одного поколения к другому, выполняя тем самым функцию интеграции и социального контроля. Наконец, гостеприимство способствовало трансляции и освоению культурных ценностей других, прежде всего соседних, народов. Можно поэтому согласиться с тем, что кунацкая своего рода общественное учреждение, принадлежавшее первоначально всей общине (Магомедов, 1974, 295). «Здесь впервые исполнялись... новые героические песни, делились новостями, молодежь обучалась песням, пляскам, политике, мудрости, истории, рыцарскому этикету всему, что необходимо молодому аристократу, а в новое время вообще молодому адыгу. Кунацкая была и рестораном, и концертным залом, и кабинетом, где решались политические проблемы, и университетом для подрастающего поколения» (Налоев, 1976).

В настоящее время, уступив свои функции другим социальным институтам и учреждениям, гостеприимство утратило свое былое общественное значение. Одновременно с этим оно стало менее изысканным и пышным, более гибким и обобщенным. И все же, несмотря на это, основные пункты адыгского гостеприимства прочно удерживают свои позиции в системе элементов традиционно-бытовой культуры этноса.

ПОЧИТАНИЕ ЖЕНЩИН

Щыхубз пшэрыхь хущанэ - Женщине добычу (подарок) оставляют. В прошлом эта пословица была весьма распространена среди восточных адыгов. Возникла она, вероятно, как отражение (и необходимость поддержания) обычая, по которому мужчине, возвращающемуся с охоты или военного похода, набега, полагалось отдать часть добычи женщине, встреченной в пути. Затем, как это часто бывает, значение пословицы расширилось. Оно стало концентрированным выражением рыцарского отношения к женщине, реализующегося в целом ряде стандартов общения, фиксированных в этикете. Помочь женщине в беде, выполнить по возможности всякую ее просьбу, оберегать ее долг чести каждого мужчины. Люди, хорошо знающие быт, культуру, национальную психологию адыгов, не раз наблюдали этот принцип в действии. Того, кто нарушал его, осуждали, строго наказывали, говоря при этом: А гъуэгу мыгъуэм ежьэн, ц1ыхубз пшэрыхь хущанэ жыхуа1эр пщ1эркъэ - В путь несчастливый да отправишься, разве ты не знаешь, что такое «Щыхубз пшэрыхь хущанэ»?

Возникает вопрос, как согласуется это с утверждениями некоторых ученых о почти полном бесправии и униженности адыгских женщин в прошлом. Однозначного ответа на это, разумеется, не дашь. Ясно одно: суждения такого рода хотя и небеспочвенны, но все же, видимо, недостаточно обоснованны.

Прежде всего следует заметить, что традиции матриархата оказались у адыгов весьма устойчивыми. В народе еще живы образы мудрой Сатаней, предводительницы нартов, их советчицы во всех трудных делах, умной и обходительной Малечипх, женщины-богатыря Лашин, светлорукой Адиюх. Идея почитания женщины красной линией проходит через весь нартский эпос.

Судя по высказываниям авторов VII-XIX вв., адыгские женщины располагали большой свободой в обращении с мужчинами. «Они были общительны и любезны... пишет Олеарий. Некоторые даже приглашали нас зайти в их дома.» (Олеарий, стр. 84). В том же духе высказываются Я. Я. Стрейс (стр. 215-216) и П. Г. Брус. «Их хорошее расположение духа и приятная непринужденность в разговоре, пишет последний, делает их очень желанными; несмотря на все это, они слывут очень целомудренными...» (Брус, стр. 149).

Автор начала XIX века Тебу де Мариньи подытожил свои наблюдения за положением женщин в Черкесии следующим образом: «Прекрасный пол здесь, хотя ему и предназначается самая трудовая жизнь, далеко не осужден, как, например, у турок, на вечное затворничество. Особенно девушки допускаются на все празднества, которые они оживляют своей игривостью, и их общество является одним из лучших способов отдохновения для мужчин, с которыми девушки общаются с величайшей непринужденностью» (Мариньи, стр. 296).

В эпоху позднего средневековья среди европейских и отчасти азиатских стран было широко распространено мнение, что женщины феодальной Черкесии самые красивые в мире. Это еще больше усиливало интерес ученых и путешественников к их нравам и общественному положению, но в то же время порождало весьма противоречивые суждения на этот счет. В одних источниках они представляются целомудренными и стыдливыми, в других, наоборот, нескромными и своенравными, а иногда целомудренными и нескромными одновременно. Сообщения второго и третьего типов особенно характерны для авторов XVII-XVIII вв. (кроме указанных выше, см.: Паллас, стр. 221) и в значительно меньшей степени для авторов XIX в., что наводит на мысль о постепенном изменении отношений между полами в условиях классового общества и появлении все большего числа правил, предписывающих женщине быть более сдержанной в поведении.

Тем не менее среди адыгов по сей день живут воспоминания об отдаленном прошлом, когда женщины располагали большой свободой в отношениях с мужчинами. Правда, факты такого рода сами по себе не могут служить свидетельством почитания женского пола, это было всего лишь санкционированием некоторых отношений (унаследованных от матриархата), вероятно, выходящих за рамки собственно этикетного поведения. В этикете же закрепляются другие стандарты взаимодействия, наиболее прямо указывающие на почтительное, вежливо-скромное отношение к женщине. О них и пойдет речь в дальнейшем.

По обычаям адыгов мужчина должен был всячески оберегать женщину, помогать ей. Например, если женщина колет дрова, то всякий проходящий мимо мужчина обязан был предложить свои услуги. То же касается и всех других случаев, когда женщина выполняет тяжелую, «мужскую» работу. Просьба женщины о помощи обычно выполнялась мужчиной беспрекословно (См.: Хан-Гирей, 1836, 315).

Величайшим позором считалась ссора или брань в ее присутствии. Женщина могла приостановить любые действия мужчин, стоило только ей сказать: Щхьэлъащ1эм хьэтыр и1экъэ - на мыгъуэ - Платок женский (женщина) уважения (снисхождения) не заслуживает разве и прикоснуться правой рукой к платку на голове. 80-летний П. Альботов из сел. Кахун рассказал нам, что таким образом жена князя Таусултанова принудила своих сыновей отказаться от твердого намерения убить мужчину, как впоследствии оказалось, ложно обвиняемого в убийстве их старшего брата. К тому же приему могла прибегнуть женщина и во многих других ситуациях такого типа, например, когда необходимо было пристыдить мужчин, ведущих себя излишне фамильярно.

В результате наших наблюдений и расспросов было выяснено, что практиковалось три формы данного стандарта общения, которые различались по интенсивности, силе воздействия на адресата: 1) произнесение вышеуказанной формулы, 2) произнесение формулы с одновременным притрагиванием к платку, 3) сбрасывание платка. Самые непримиримые враги прекращали сражение, если женщина, сорвав платок, бросала его между ними.

Черкесские женщины появлялись в обществе с открытым лицом, свободно, без принуждения здоровались за руку с мужчинами, а в отдельных случаях выступали на собраниях и даже отправлялись в наезд вместе с джигитами. То же самое касается осетинских и в особенности абхазских женщин. В семье и за ее пределами они также располагали большими правами (См. Калоев, 1967, 186-189; Мачивариани, 1884) и неустанно отстаивали их. К. Мачивариани пишет в связи с этим: «Издавна защита семейных интересов у абхазцев лежала на женщине, которая во всех своих делах в этом случае шла рука об руку с женщинами, принадлежащими к соседним племенам: черкесам, убыхам и джигетам. Покушение на уничтожение разных прав женщин, освященных веками, вызывало здесь ряд волнений, которые всегда оканчивались победой женского влияния» (1884, 10).

Известно, что адыги обычно не имели более одной жены. Этикет предписывал быть с ней вежливым и обходительным; делом чести всякого мужчины считалось создание условий, при которых жена могла бы одеваться прилично, со вкусом. «Когда муж ударит или осыпит бранными словами жену, пишет Хан-Гирей, он делается предметом посмеяния, точно так, как когда бы он, имея способы, не одевает ее соответственно его состояния» (1836, 316) [Отсюда пословицы типа Фызым еуэр л1ымыхъущи, хъуэр зымыдэр л1ы дэлэщ - Жену бьющий мужчина - никчемный, шуток не понимающий мужчина дурак; Л1ыхъур фыздэубзэщи, л1ыбзыр фыздэуейщ - Муж настоящий с женой ласковый, муж-баба жену бьет.].

Жена управляла хозяйственными делами и пользовалась большим авторитетом в семье. «У шапсугов, пишет М. О. Косвен, старшая женщина патронимии называлась «бысым гуаше - княгиня дома», к ней обращались, за советом все женщины патронимии, она была главной хозяйкой распорядительницей в любой семье патронимии во время свадьбы, похорон, поминок и пр., она была обязательной советчицей при выборе жениха или невесты и т. п.» (Косвен, 1963, 201).

Если муж притеснял жену, она собирала свои вещи, уходила к родителям и возвращалась только после заверений супруга и его родственников в том, что это не повторится. Обычно же «обхождение мужа с женой скромно и деликатно», свидетельствует К. Ф. Сталь (1900, 128). Нельзя, однако, согласиться с его утверждением и заодно утверждением Кучерова, будто черкесским девушкам не представляется никакой возможности разговора и объяснения с женихами (См. по: Леонтович, стр. 172 и 117).

Существовало по крайней мере три возможности объяснения: 1) на празднествах, во время бальных танцев; 2) во время обряда щ1опщак1уэ; 3) визит жениха в дом девушки и разговор в отдельной комнате в присутствии третьих лиц (обычно сестер или подруг девушки, друзей жениха). Визит этот известен у адыгов под названиями хъыджэбзаплъэ, псэлъыхъу. «Когда девушка достигает брачного возраста, пишут Э. Л. Коджесау и М. А. Меретуков, для нее выделяют специальную комнату, и родители считают неприличным входить туда. Там ее могут навещать молодые люди. Молодой человек может зайти даже к незнакомой девушке и, если она ему понравится, попросить ее руки» (1964, 137).

Парни также имеют специальную комнату (или дом)-лэгъунэ (комната для друзей). «Почти каждый вечер молодежь собирается в лагуне и развлекается танцами, песнями, игрой на скрипке или гармонике. Туда может пойти любой молодой человек, желающий повеселиться, но девушки являются в лагуну только по приглашению» (Коджесау и Меретуков, 1964, 143).

В этих условиях формировались некоторые рыцарские элементы адыгского этикета. Особое место занимали среди них различного рода знаки внимания представителям женского пола, о чем свидетельствуют Хан-Гирей, А. Кешев и другие адыгские авторы, которые наверняка лучше других знали быт черкесов и глубже понимали их психологию. Первый из них в этнографическом очерке «Вера, нравы, обычаи и образ жизни черкесов» пишет: «Молодые черкесы, имея с девицами свободное обращение, имеют случай понравиться друг другу и дать понять свои чувствования» (Хан-Гирей, 1974, 184). Второй в повести «Чучело» вывел образ прекрасной адыгской девушки Назики и показал образцы рыцарского отношения к женскому полу, типичные для адыгов. Поклоняясь красоте и доброте Назики, юноши делают ей различные подарки и готовы выполнять все ее прихоти: «В целом ауле не нашлось бы джигита, который не бросился бы в огонь и в воду по одному ее слову, и тот из них считался бы недостойным имени мужчины, кто бы осмелился не исполнить ее священной воли» (А. Кешев, 1977, III). Во время празднеств, на которых неизменно присутствовала Назика, «в ауле не оставалось пустого места от приезжих всадников», выстрелы в ее честь то и дело оглашали округу, так что «за пороховым дымом пряталось самое небо», мужчины «нередко схватывались за оружие, оспаривая друг у друга честь сделать два-три круга с ней», а гегуако славили княжну на манер трубадуров Прованса: «Ты краса и гордость земли адыгской... Твои глаза краше блестящих звезд на синем небе. Твой стан гибче камыша, что растет на берегу Белой речки. Счастлив юноша, который тебя назовет своею. Да пошлет аллах счастье на земле родителям твоим, а когда они умрут, да отворит он пред ними ворота рая. Не думай, красавица, что я тебе льщу. Мать родила меня не льстить, а говорить людям правду, и своим скудным словом славить дела храбрых юношей и красоту наших девушек. Ну, танцуйте же, молодцы! Славьте со мною мою Назику во все концы света. Пусть черкесские девушки подражают ей во всем, а юноши тоскуют по ней» (Кешев, 1977, 112-113).

Чтобы не создалось впечатление, что это вымысел, свойственный художественным произведениям, сошлемся на свидетельство Ф. Торнау, офицера русских войск, бывшего, как было сказано, около двух лет в плену у кабардинцев и выучившего их язык: «У черкесов не скрывают девушек; они не носят покрывала, бывают в мужском обществе, пляшут с молодыми людьми и ходят свободно по гостям; поэтому каждый мог ее (имеется в виду сестра Айтека Канукова Б. Б.) видеть и, увидавши, расславлять ее красоту» (Торнау, 1864, 38).

В том же духе высказывается Дж. Лонгворт. Он считает необходимым указать «слабый, по его мнению, налет рыцарства», обнаруживающийся в отношении мужчин к женщинам и в подтверждение этому приводит такие факты: «На празднествах у молодых людей бытует обычай, поднимая чашу с бузой с тостом в честь избранницы сердца, разрядить в воздух ружье или пистолет. Вызов немедленно принимается теми, у кого есть заряд пороха..., чтобы в той же манере отстаивать превосходство их собственных пассий. Другой обычай, который здесь существует, это принять участие в скачке за призом, находящимся в руках прекрасной мадмуазели и представляющем собой разукрашенную кобуру для пистолета, произведение ее нежных пальчиков» (Лонгворт, стр. 574). Аналогично этому на скачках, устраиваемых во время поминок юноши, «оспаривают призы с тем, чтобы презентовать свой приз даме как дань ее красоте» (Бесс, стр. 345).

К числу образцов рыцарства можно отнести и вышеупомянутый обычай вставать при виде женщины. Следует заметить, что и сейчас он неукоснительно соблюдается в адыгских селах. Почтенные старики восьмидесяти, девяноста, а то и ста лет чинно поднимаются, когда по улице проходят женщины, которым нет и тридцати.

Наконец, до самого последнего времени сохранялся обычай, замеченный еще в XIX в. Ж. де Бессом (стр. 346), по которому всадник, встретив в пути (в поле) женщину, спешивался и провожал ее до места назначения, на время оставив свои дела, какими бы важными они ни были. При этом поводья он держал в левой руке, а женщина шла с правой почетной стороны.

Думаю, что приведенных примеров достаточно, чтобы поколебать представление о полном бесправии и униженности адыгских женщин в прошлом.

Конечно, тезис об их зависимом положении нельзя отрицать целиком. Действительно, в семье, как правило, муж диктовал свои условия, хотя он не был безраздельным господином. Но и это в большинстве случаев лишь видимость: жена оказывает мужу внешние знаки почтения и покорности таков обычай, но фактически делами семьи управляла женщина, и в этом плане ее положение напоминает положение японской женщины (См. Овчинников, 1975, 63). Наблюдение за современными кабардинскими семьями, в которых поддерживаются лучшие традиции адыгэ хабзэ, свидетельствуют о том же. Мы видим, что очень часто мнение жены оказывается решающим, когда стоит вопрос о постройке дома, женитьбе сына, поступлении его в учебное заведение и т. п. Что же касается других более мелких проблем, то муж в них и вовсе не вмешивается, все решает жена. То же самое наблюдается и у адыгейцев (Коджесау и Меретуков, 1964, 122).

Мы не склонны отрицать также, что женщины выполняли тяжелую работу по дому, в то время как мужчины были менее обременены делами и имели больше свободного времени [Это касается особенно мужчин, принадлежащих к высшему сословию. Ср.: «Черкесский дворянин проводит жизнь на лошади в воровских набегах, в делах с неприятелем или в разъездах по гостям. Дома у себя он проводит весь день, лежа в кунацкой, открытой для каждого прохожего, чистит оружие, поправляет конскую сбрую, а чаще всего ничего не делает». Торнау, 1864, 60.]. Действительно, так было в XIX в. «Обязанность жены черкеса тяжка, писал Хан-Гирей, она шьет мужу всю одежду, с ног до головы; сверх того, вся тягость домашнего управления лежит на ней» (1836,60).

Можно ли, однако, вслед за некоторыми учеными, считать это безусловным свидетельством приниженности женщины? Ясно, что нет. Вспомним, что писал по этому поводу Ф. Энгельс: «Разделение труда между обоими полами обусловливается не положением женщины в обществе, а совсем другими причинами. Народы, у которых женщины должны работать гораздо больше, чем им полагается по нашим представлениям, часто питают к женщинам гораздо больше подлинного уважения, чем наши европейцы. Дама эпохи цивилизации, окруженная кажущимся почтением и чуждая всякому действительному труду, занимает бесконечно более низкое общественное положение, чем выполняющая тяжелый труд женщина эпохи варварства...» (Ф. Энгельс, 1961, 53). Можно в связи с этим сослаться и на целый ряд других ученых, например на М. М. Ковалевского (1939, 89-90), современного польского ученого М. Фритцханда (1976, 114).

Остается сказать, что рассматривая положение женщины в дореволюционном прошлом, подчас неоправданно абстрактно представляют это прошлое. Дореволюционное прошлое исчисляется столетиями, тысячелетиями, поэтому каждое явление в этих пределах должно рассматриваться конкретно-исторически. Положение адыгских женщин в XVII-XVIII вв. сильно отличается от ее положения в предреволюционный период истории. Начиная с первой четверти XIX в. и на протяжении целого столетия, общественное положение женщины неуклонно снижалось. Помимо социально-экономических причин (развитие феодализма, зачатки капиталистических общественных отношений), этому способствовала усиливающая свое влияние мусульманская вера, пропагандировавшаяся Турцией, всем мусульманским Востоком. С принятием ислама женщина потеряла некоторые свои права. Это послужило одной из причин двойственного, противоречивого отношения к ней, о чем А. Кешев писал: «Наш горец ценит женщину, хотя в то же время ее угнетает. Черкес поработил ее, низвел на степень игрушки, по примеру развратного Востока, но в то же время сделал ее предметом восторженных похвал и песнопений1» (1977, 113). Дж. Белл конкретизировал эту мысль: «Современное положение и нравы черкесских женщин произошли из смешения турецких и черкесских обычаев, только кажется, что первые преобладают для замужних женщин, а вторые для незамужних» (Белл, стр. 503). О том же пишут Дюбуа де Монпере (1937, 47-48), Н. Альбов (1893, 138-139) и др.

Нельзя обойти без внимания и тот факт, что девушек освобождали от тяжелых работ, чтобы сохранить ее красоту и выгоднее отдать замуж. «Следует отметить, пишет Т. Лапинский, что тогда как женщины замучены работой, девушек, как у богатых, так и у бедных, очень оберегают. Они освобождены от всех домашних и полевых [Впрочем, от полевых работ были освобождены вообще все женщины, они являлись сюда изредка, чтобы помочь мужчинам] работ, занимаются только шитьём...» (Лапинский, 1862, 79).

И еще одно обстоятельство необходимо учитывать при рассмотрении положения черкесской женщины в прошлом ее классовую принадлежность. Женщины высшего сословия, по справедливому замечанию целого ряда дореволюционных и особенно послереволюционных авторов, располагали значительно большей свободой в общении. Это вполне естественно и, кажется, не требует особых разъяснений.

ПОЧИТАНИЕ СТАРШИХ

В семье и за ее пределами он сильно сказывается на коммуникативном поведении младших. «Не только сын перед отцом, но и меньший брат перед старшим сесть не смеет и не вступает в разговор в присутствии посторонних лиц. Равно и в беседах, где случаются старейшие летами, молодые люди не смеют говорить громко или смеяться, но обязаны отвечать скромно на делаемые им вопросы» (Броневский, 1823, 123). Эти модели, описанные известным русским историком первой половины XIX в., сохранились у адыгов почти без изменения и по сей день выступают в качестве предписаний поведения во время беседы. Вообще люди пожилые, независимо от статуса и пола, находятся здесь на особом положении, благодаря чему старость находит себе защиту от одиночества, насмешек. Немецкий ученый прошлого века К. Кох писал в связи с этим: «В то время как у нас, к сожалению, государство очень редко берет под защиту стариков, и они полностью зависят от молодого поколения, у черкесов старики пользуются всеобщим почтением. Тот, кто оскорбил старика или пожилую женщину, подвергается не только всеобщему презрению, но его поступок обсуждается народным собранием, и он несет за это кару в зависимости от величины проступка» (Кох, стр. 591).

Младшим в присутствии старших вменяется в долг проявлять скромность; хвастовство, бахвальство и вообще какие-либо пространные речи о своей персоне считаются грубым нарушением этикета. Молодой человек всем видом должен выражать внимание, уважение к старшему, готовность выполнить любое его поручение. Такая установка исключает возможность держать руки в карманах, стоять полусогнутым, сидеть развалившись, ерзать на стуле, поворачиваться к другим спиной, чесать затылок, нос, курить, жевать, подпирать щеку или лоб рукой, имеются специальные вежливо-скромные формулы для обращения к старшим, для выражения им благодарности, особым правилам подчиняется размещение старших и младших в пространстве и т. д. и т. п. И еще одна деталь: старший в окружении младших может говорить с почти полной уверенностью, что его слова будут выслушаны со вниманием и почтением, даже в том случае, когда они идут вразрез с действительным положением вещей или с планами, ожиданиями младших. Коротко говоря, в регуляции коммуникативных актов и движений возрастные роли занимают не меньшее место, чем роли социальные в том плане, в каком их представляют в американской социальной психологии. (См. Berlo, 1960, 136). Не зря офицер русской армии Ф. Торнау, два года (1836-1838 гг.) находившийся в плену у кабардинцев, писал: «Лета ставятся у горцев в общежитии выше звания. Молодой человек самого высокого происхождения обязан вставать перед каждым стариком, не спрашивая его имени, уступать ему место, не садиться без его позволения, молчать перед ним, кротко и почтительно отвечать на его вопросы. Каждая услуга, оказанная седине, ставится молодому человеку в честь.

Даже старый невольник не совсем исключен из этого правила» (Торнау, 1864, 419). Следует однако заметить, что это лишь общее правило. Классовое деление общества вносило в него свои поправки. Старожилы сел. Заюково (КБАССР) утверждают, что до революции на празднествах очень часто безусого князя или дворянина сажали на почетное место, а старцы из числа низшего сословия не смели даже стать с ними рядом. Аналогично этому, встречаясь с князем, крестьяне, независимо от их возраста, обязаны были спешиться, «оказывая знаки почтения сану его» (Хан-Гирейт 1836, 322). Ссылаясь на обычай шудэгъазэ за всадником следование князь вынуждал иногда следовать за ним целому обозу подвод, встретившемуся в пути. Таким образом, расшатывались древние, демократические устои принципа почитания старших. Знать использовала его в своих целях и интересах.

Особенно это касается предреволюционного периода истории, когда классовое деление общества, по примеру русских, приобрело значительный размах, вплоть до возникновения резких антагонистических противоречий между эксплуататорской верхушкой и простым народом. В прежние же времена, т. е. еще в первой половине XIX в., власть князей и дворян ограничивалась народным собранием. Рассказывают, например, что один из кабардинских князей был лишен этого звания за то, что, злоупотребив своей властью, разрешил, а по существу, вынудил, следовать за ним обозу крестьянских подвод.

Почтение к старшему выступало иногда в утрированной форме. Ш. Машкуашев (сел. Ст. Черек, КБАССР) утверждает, что в прошлом мужчина, идущий один по улице, должен был держаться левой стороны дороги, символически уступая правую, почетную сторону старшему в роде (если таковой имеется). По той же причине он, будучи старшим за столом, отказывался исполнить ритуал дележа щхьэлъэныкъуэ (баранья голова, разделенная надвое). Младшему строго воспрещалось окликать старшего. Чтобы привлечь внимание старшего, нужно было войти в поле зрения последнего и затем уже обращаться к нему. Отсюда две пословицы, по-разному отображающие один и тот же стандарт общения: Нэхъыжьым к1элъыджэркъым, - к1элъок1уэ - Старшего не окликают, его догоняют; Къоджэр нэхъыжьщ - [Тот], кто окликает тебя, тот старше. В дополнение к этому, прежде чем сказать что-либо старшим, ведущим беседу, младшему полагалось актуализовать специальную вежливо-почтительную формулу вступления в разговор: Къысхуэвгъэгъу, фэ фи пщ1ыхь хуэдиз акъыл си1экъым сэ, ауэ хуит сыфщ1амэ, зы псалъэ ныфхэслъхьэнут - Простите, я не располагаю мудростью [умом] ваших снов, но, если бы вы позволили, я сказал бы одно слово.

Принцип уважения к старшим определяет порядок рассаживания за столом. При этом возникает любопытная в психологическом отношении ситуация: все опасаются занять место, которое не соответствует их возрасту и рангу, и потому некоторое время стоят в нерешительности, соизмеряя свой возраст с возрастом присутствующих. При этом нередко возникают локальные споры и препирательства: каждый стремится уступить наиболее почетное место другому, доказывает, что оно по праву принадлежит ему, а не его малозначительной персоне. Нетрудно понять, что эти действия являются проявлениями тех свойств национального характера, о которых было сказано выше. Тот, кто нарушает правила чести (нэмыс) при рассаживании, т. е. занимает место, которое заслуживают другие, наиболее почетные гости, тот в какой-то степени дискредитирует себя в глазах общественного мнения. Вот почему адыги любят повторять: Жьант1ак1уэу ущымыт, узэрьщыт укъалъагъунщ - Не стремись к почетному месту, [и без того] заметят, каков ты есть, [чего заслуживаешь]. Наиболее предпочтительным в этой ситуации считается занять место, которое предлагают старшие за столом или хозяева дома. Отсюда другая пословица, которая имеет и более глубокий смысл: Жьант1эм ущ1эмыкъу, пхуэфащэмэ, къыплъысынщ - Не стремись к почетному месту, если ты его заслуживаешь, оно тебе достанется.

Желание уступить более почетное, удобное место другому, выступает с одной стороны в качестве симптома воспитанности, вежливости, скромности, а с другой в качестве намеренной демонстрации этих свойств. Когда второе берет верх над первым, названные действия приобретают показной, затяжной характер, и совершенно справедливо осуждаются в народе. И это критическое отношение к этикету, точнее, к его извращениям, нашло соответствующее выражение в пословице, которую нет-нет да и ввернет кто-либо в процессе рассаживания: Адыгэм т1ысын дымыухыурэ к1уэжыгъуэр къос - Адыги, не успеваем рассесться, как настает время расходиться.

Существует множество других речевых и неречевых стандартов коммуникации, определяющихся соотношением «старший младший». О некоторых из них мы узнаем в последующих разделах книги. Сейчас же заметим, что почитание старших обычай, берущий свое начало в глубокой древности, он является в какой-то мере рудиментом первобытной геронтократии стариковластия (См. Золотарев, 1932, 42), более или менее удачно вписавшимся в этикет всех народов земного шара, и об этом нельзя забывать.

Уважение к старшим внедряется в сознание адыгов как высший принцип, следуя которому можно достичь успехов в жизни и завоевать авторитет народа. Отсюда целый ансамбль пословиц-наставлений типа: Нэхъыжьыр гъэлъап1и уи щхьэр лъап1э хъунщ - Старшего почитай сам станешь почитаемым; Зи нэхъыжь еда1уэ и 1уэху мэк1уатэ - К старшему прислушивающийся в делах преуспевает; Нэхъыжьым жьант1эр ейщ - Старшему принадлежит почетное место.

То же самое наблюдаем у индийцев, китайцев, японцев. В древнеиндийском своде правил поведения «Законы Ману» имеются такие пункты:
«119. Не следует располагаться на ложе или на сиденье, используемом старшим; занимающий ложе или сиденье, встав, пусть приветствует его.
120. Ведь жизненные силы собираются покинуть молодого человека, когда приближается старший; он их опять восстанавливает вставанием и приветствием.
121. У имеющего обыкновение приветствовать, всегда почитающего старших, возрастают четыре долголетие, мудрость, слава и сила» (Законы ману, I960, 42).

У китайцев Сяо принцип почитания старших является важной составной частью Ли свода правил обычного права. Также и у японцев «почитание родителей, а в более широком смысле покорность воле старших... самая важная моральная обязанность человека» (Овчинников, 1975, 67). Отсюда использование в обращении со старшими подчеркнуто низких поклонов, специальных грамматических форм вежливости имен и глаголов.