«Весь мир - театр, а люди в нем актеры»
(Акт II, сцена VII)
Жак: У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль. Семь действий в пьесе той. Сперва младенец, Ревущий горько на руках у мамки... Потом плаксивый школьник с книжной сумкой, С лицом румяным, нехотя, улиткой Ползущий в школу. А затем любовник, Вздыхающий, как печь, с балладой грустной В честь брови милой. А затем солдат, Чья речь всегда проклятьями полна, Обросший бородой, как леопард, Ревнивый к чести, забияка в ссоре, Готовый славу бренную искать Хоть в пушечном жерле. Затем судья С брюшком округлым, где каплун запрятан, Со строгим взором, стриженой бородкой, Шаблонных правил и сентенций кладезь, - Так он играет роль. Шестой же возраст - Уж это будет тощий Панталоне, В очках, в туфлях, у пояса - кошель, В штанах, что с юности берег, широких Для ног иссохших; мужественный голос Сменяется опять дискантом детским: Пищит, как флейта... А последний акт, Конец всей этой странной, сложной пьесы - Второе детство, полузабытье: Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.
JAQUES All the world"s a stage, And all the men and women merely players; They have their exits and their entrances; And one man in his time plays many parts, His acts being seven ages. At first the infant, Mewling and puking in the nurse"s arms; And then the whining school-boy, with his satchel And shining morning face, creeping like snail Unwillingly to school. And then the lover, Sighing like furnace, with a woeful ballad Made to his mistress" eyebrow. Then a soldier, Full of strange oaths, and bearded like the pard, Jealous in honour, sudden and quick in quarrel, Seeking the bubble reputation Even in the cannon"s mouth. And then the justice, In fair round belly with good capon lin"d, With eyes severe and beard of formal cut, Full of wise saws and modern instances; And so he plays his part. The sixth age shifts Into the lean and slipper"d pantaloon, With spectacles on nose and pouch on side; His youthful hose, well sav"d, a world too wide For his shrunk shank; and his big manly voice, Turning again toward childish treble, pipes And whistles in his sound. Last scene of all, That ends this strange eventful history, Is second childishness and mere oblivion; Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.
Весь мир лицедействует
Авторство этой фразы традиционно приписывается Уильяму Шекспиру, но первоисточник шекспировских слов - сочинения римского писателя Гая Петрония. Его строка «Mundus universus exercet histrioniam» (мундус унивэрсус егзерсэт хистрионам) в буквальном переводе с латинского означает - «Весь мир занимается лицедейством».
Уильям Шекспир
Монолог Жака из комедии
«Как вам это понравится» (акт II, действие VII)
Весь мир - театр
Весь мир - как театральные подмостки,
Все люди на которых – лишь актеры.
Семь актов в пьесе, каждый в ней играет,
У каждого свой выход и уход,
И семь ролей. Вот, в первой он – младенец:
Лепечет, плачет, пузыри пускает.
Затем – плаксивый школьник: неохотно
Спросонья, как улитка, сумку тащит.
Потом – влюбленный: жаром страсти пышет,
Всю ночь стихи бровям и лбу кропая.
Затем – вояка с бородой торчащей:
Всегда клянется, горячится в споре,
Завидует известности других,
И ради слухов о своей отваге
Рискует жизнью. Дальше он - судья:
Степенный, как откормленный каплун,*
И взгляд суров, и борода опрятна;
Примерами из жизни щедро сыплет
И часто поговорки в ход пускает.
А в акте номер шесть он переходит
В роль дряблого худого старикашки:
На поясе ключи и кошелек,
Чулки все те же – ноги отказали,
Красивым был когда-то, сочным, голос -
Как в детстве тонким стал, куда там, - лепет
Со свистом сиплым. А уход с подмостков -
В последней сцене этой странной драмы:
Впадает в детство, тащится в забвенье,
Теряя слух и зренье – все на свете.
*Возможный вариант: По горло сытый жирным каплуном. Однако, смущает in в начале строки, и наводит на мысль: из-за своего достаточно объемного живота своим видом напоминает каплуна (встает в (один) ряд), тогда in - как, например, в in this tool he has a good help. Возможно, это рассуждение "хромает", но, в любом случае, первый вариант пока мне представляется более выразительным, а некоторая вольность - допустимой.
All the world"s a stage,
And all the men and women merely players;
They have their exits and their entrances,
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages. At first, the infant,
Mewling and puking in the nurse"s arms.
Then the whining schoolboy, with his satchel
And shining morning face, creeping like snail
Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woeful ballad
Made to his mistress" eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths and bearded like the pard,
Jealous in honor, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bubble reputation
Even in the cannon"s mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lined,
With eyes severe and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slippered pantaloon,
With spectacles on nose and pouch on side;
His youthful hose, well saved, a world too wide
For his shrunk shank, and his big manly voice,
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends this strange eventful history,
Is second childishness and mere oblivion,
Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.
Я не считаю, что вы правы, - произнесла Джульетта сдержанно, испытывая своё терпение. Ей казалось, что все в этом мире сговорились.
Она находилась в приёмной комиссии на подачу документов в лучшее театральное училище в стране на режиссуру. Девушка была способной особой и решиться пойти учиться сюда подтолкнула её уверенность в себе и некоторые навыки с курсов.
А решиться сказать такую фразу её вынудила женщина, которая принимала её документы.
- Милая, ты не можешь быть режиссёром… У тебя рост маленький! Может, попробуешь быть просто актрисой? - робко говорила женщина.
- Я маленькая и я женщина, так что, вы не примите меня на факультет? - прикрикнула девушка от обиды, но тут же притихла.
Женщина замялась и больше ничего не говорила.
Нашей Джульетте порядком надоело мнение людей, когда она их об этом не просила и когда оно ну совсем не подходит к ситуации. Она мечтала стать режиссёром сколько себя помнит. Она играла во всевозможных сценках в школе, однажды даже поставила пьесу, под конец которой все хлопали стоя.
В актёрской школе ей сказали, что она не может быть режиссёром, потому что она девочка. Здесь в комиссии ей почти отказали из-за роста и предложили быть актрисой.
Сидя остаток времени в давящей тишине, в голове Джульетты проносилось множество мыслей, и они буквально угнетали её. Когда женщина сказала, что записала все данные на режиссуру, она сказала, что девушка может идти. Сквозь шум в ушах, она услышала слово «режиссура» и какая-то частичка в её душе глубоко обрадовалась этому, но её подавленность всё же взяла верх и, выдавив слабое «спасибо», она встала и медленно направилась в коридор.
Шаркая подошвой, девушка, насупившись, угрюмо подошла к окну, намереваясь позвонить маме. Там её встретил наш Ромео и он совершенно не понимал такого подавленного настроения своей подруги:
- Творческого ещё не было, ты чего грустишь? - спросил он, положив руку ей на плечо.
- Да достало меня всё! - из глаз прыснули слёзы, голос сорвался в уставшем крике, а слова полились рекой. - Одни мне говорят, что я не могу быть режиссёром из-за роста, другие - из-за моего пола. Я не хочу быть только актрисой, я хочу большего - я хочу быть режиссёром как Ксавье Долан, Тим Бёртон и Джеймс Камерон!
- Ну, не надо так плакать… - робко обнял Ромео плачущую девушку, сам того не понимая. Он обвил руки вокруг её хрупких плеч интуитивно и совсем не знал, что сказать.
- Мои данные записали на режиссуру, на мою специальность, - пробубнила Джульетта в его грудь.
- Солнце, так чего ж ты плачешь так горько? - смягчился он. - Покажешь себя на творческом и будешь плакать уже от счастья. Не нужно этого.
Она медленно отстранилась, глядя в пол. Утерев слёзы с щёк, она подняла глаза наверх, чтобы взглянуть на него. Он был намного выше и смотреть на Ромео было сложновато, но она совсем не хотела отводить взор. Она каждой частичкой тела чувствовала себя собой рядом с ним, да ещё и в такой близости.
- А ты? - хрипло спросила девушка. - Ты подал документы?
- Всё решает творческий конкурс. Без него и без решения одного важного для меня преподавателя я - никто, - ответил Ромео с грустной улыбкой, поправив волосы своей подруги.
- Нет, ты - актёр.
Великий актёр, - отойдя назад, серьёзно ответила девушка. - Ты мастер в своём деле и ты прекрасно справляешься. Плевать, что скажет преподаватель.
- Точно так же с тобой. Ты ставила такие выразительные и невероятные спектакли в школе, я их не видел, но я верю тебе и твоим рассказам. Ты - режиссёр
и ты заслуживаешь быть тем, кем ты являешься.
На мгновение они застыли, смотря друг другу в глаза. Для них это показалось вечностью, хотя прошло всего секунд тридцать, пока не раздался звонок телефона Режиссёра. Ей звонила мама, узнать, как всё прошло. Девушка ответила коротко и добавила, что обсудят всё дома.
Актёр, не контролируя тело, подошёл ближе и попросил телефон у Режиссёра.
- Зачем? Что ты хочешь? - тихо произнесла она, отведя трубку подальше от уха.
- Прошу, просто дай мне, - мягко произнёс он и аккуратно вынул телефон из рук девушки. - Здравствуйте, это друг вашей дочери. Да, я. Вы не возражаете, если мы с ней сходим в кафе неподалёку? Прекрасно! Да, я посажу её на автобус вовремя. И вам. Всего доброго, - закончил Актёр и отдал телефон обратно.
Всё это время его подруга не шевелилась и буквально застыла в той же позе, когда Актёр отобрал у неё трубку.
- Ну что, идём? - улыбнулся он, накинув сумку на плечо.
- А ты не медлишь, - чуть погодя ответила Режиссёр, взяв свой рюкзак.
- Не мой стиль, - подмигнул он и они направились к выходу.
Их судьбы решатся только после самого важного творческого конкурса, который состоится неделей позже, но их общая судьба, кажется, потихоньку набирает обороты
Мир – театр. А кто в нем кто? – вот в чем вопрос. Еще во времена Всемирного потопа Ной в свой ковчег собрал каждой твари по паре. Зачем? Ведь недаром же. Значит, каждому существу, в том числе и человеку, уготовано свое место в этом жестоком мире, до которого он либо дойдет, твердо шагая, сам, либо выплывет к нему на суденышке судьбы. В вопросе о театре нельзя не отметить, что театр без зрителей не театр, а без актеров – и подавно. Каждому человеку свойственно сделать свой выбор: либо место на галерке, либо на сцене.
Однако нельзя не учитывать роль судьбы в этом выборе. Определенный склад обстоятельств тем или иным образом влияет на события в жизни человека, которые, в свою очередь, влияют на место данного человека в жизни-театре. Если человек попал на сцену, это еще не значит, что он актер. Он может быть суфлером, установщиком декораций, монтером-осветителем каким-нибудь в крайнем случае. Выходит, что присутствие человека на сцене еще не означает его возвышения до ранга актера. Зритель. Он не принимает участия в действиях на сцене. Он лишь лицезреет происходящее, переживая или сопереживая. Но зритель остается самим собой, ему не надо надевать маску того или иного героя. Редко можно увидеть натянутую улыбку или выдавленную слезу. Всем известно, что театр начинается с вешалки. Гардеробщики – вот еще одна категория людей в театре. Он ходит гордой походкой, таскает тяжелые шубы зрителей зимой, а летом скучает. Такая его работа.
Таких в театре много: уборщик, контролер билетов, продавец в кафе – это второстепенные лица. Чтобы поставить спектакль, надо иметь сценарий. Писатель. Без него не обойтись. Его труд играет основную роль в театре. Благодаря ему актер имеет роль, гардеробщик – работу, зритель – повод сходить в театр. Но писателя мало кто видит, на улицу он ходит редко, популярностью не пользуется, “звездной болезнью”, как актер, не болеет. Если рассматривать мир, как театр и себя в этом мире, то я не хотела бы быть ни писателем, потому что писать сценарий чьей-то жизни может лишь Бог; ни автором, потому что лицемерие в любых его проявлениях служит тормозом в развитии себя как личности; ни зрителем, так как молча созерцать – не моя стихия; ни гардеробщиком, потому что гардеробщик всего лишь гардеробщик, ни больше ни меньше.
Я хотела бы быть сценой, на которой разворачиваются события, занавесом, который символизирует начало или заключение действия, зрительным залом, в общем, чем-то неодухотворенным и вечным, поскольку только неодухотворенность может занять позицию без изъянов, то есть идеальную позицию в театре-жизни; а вечность поможет правильно ориентироваться во времени и нравах, которые от него зависят. Пока я в театре лишь зритель, хоть и не равнодушный, однако, следуя утверждению: “Мир – театр, а люди в нем актеры”, я в маске какого-нибудь героя займу все же свое место на сцене жизни.
(Пока оценок нет)
Сочинения по темам:
- Театр – древнейший вид искусства. Мы узнали о начале его существования из книг, из исторических рукописей. Этот вид искусства зародился...
- Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку, Я ловлю в далеком отголоске, Что случится на моем веку....
