Гуманистический пафос русской литературы. Размышления писателя (Фазиль Искандер)

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой

Творчество Пушкина широко и многогранно. Создатель русского литературного языка, Пушкин, кроме того, был и остается великим мыслителем, философом-гуманистом, своего рода истоком, в котором берет начало вся русская литература. Гуманизмом, любовью и уважением к человеку, его личности, пронизано все творчество Пушкина - это касается и его любовной лирики, и гражданских стихов, и философской прозы.
Любовная лирика поэта представлена в его творчестве многими стихотворениями, создававшимися в разные периоды жизни. Однако, несмотря на определенную эволюцию взглядов, изменение мировоззрения, гуманистический пафос в пушкинских стихах остается неизменным.
Прежде всего гуманизм Пушкина проявляется в уважении к предмету своего чувства. Поэт признает за возлюбленной право на выбор, даже если он не в его пользу. Характерный пример - стихотворение «Я вас любил...». Стандартная для поэзии ситуация, когда оказывается, что избранница поэта разлюбила его, освещается совершенно по-иному, чем, например, у романтиков. Для романтиков подобный сюжет - источник трагедии, порождающий целый вихрь страстей, когда противника убивают на дуэли, а порой и сами жертвуют жизнью. Совершенно иное освещение эта ситуация получает у Пушкина.
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Поэт не проклинает свою возлюбленную за то, что она оставила его, он понимает, что «сердцу не прикажешь». Напротив, он благодарен ей за то светлое чувство, которым она озарила его душу. Его любовь - это прежде всего любовь к своей избраннице, а не к самому себе и своему чувству. В отношении поэта к своей возлюбленной нет эгоизма, его чувство настолько сильно, что он согласен не напоминать о себе, так как не хочет ее ничем опечалить. Он желает ей счастья, желает найти того, кто будет любить ее так же сильно, как он.
Любовь, по Пушкину, это не аномалия, не «роковой пожар страстей» (как это часто бывает у романтиков), но естественное состояние души человека. Любовь - это чувство, даже если оно не взаимное, приносящее радость, а не страдания. Пушкин с благоговением относится к жизни, воспринимая ее как удивительный божественный дар, а л юбовь - как своего рода концентрированное, обостренное ощущение жизни. Так же как жизнь движется своими законами, так и любовь возникает, расцветает и исчезает. Поэт не видит в этом трагедии, он благодарен судьбе за то, что это прекрасное чувство было в его жизни, потому что его могло и не быть.
Яркий пример такого взгляда на любовь - стихотворение «На холмах Грузии...»:
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,

Тобой, одной тобой... Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит - оттого,
Что не любить оно не может.
Любовь для Пушкина - это естественное состояние души человека, так как в нем проявляется полнота жизни, ощущение радости бытия. Именно поэтому поэту «грустно и легко», именно поэтому печаль его «светла».
Подобный взгляд на природу любви можно увидеть и в других стихотворениях Пушкина, например, «Увы, зачем она блистает...», «К *** (А. П. Керн)», «Воспоминание» и другие.
Итак, гуманизм любовной лирики Пушкина заключается в глубинном, исконном уважении к человеческой личности, ее праву на свободный выбор жизненного пути. Мир в представлении поэта широк и многообразен, он не хорош и не плох, так как прекрасен во всех своих проявлениях. Добро и зло привносит в мир человек, и у каждого человека эти понятия имеют свое собственное наполнение, свою, отличную от остальных, ценность. Однако при безоговорочном уважении к этическим представлениям каждой отдельнй личности, Пушкин своим творчеством утверждает ценности гуманистические, общечеловеческие. Только тогда, когда человек делает окружающих его людей счастливыми, привнося в мир радость и гармонию, он может быть по-настоящему счастлив сам.
Как отмечал В. Г. Белинский, произведения Пушкина «положили основание последующей литературе, были школою, из которой вышли Лермонтов и Гоголь». Та этическая основа, которая составляет характерную особенность русской литературы, берет свое начало в творчестве Пушкина, в его гуманизме и в высшей степени нравственном отношении к жизни.

Объединяет четыре сборника поэта «Голосеевская осень»- «Стая веселиков», «В тени жаворонка», «Зимние записи». Для лирики писателя последних лет характерна простота, ясность, философская углубленность. Не только природы (сборник «Розы и виноград»), а и красота души человеческой волновала художника. , пишет М. Рыльский, без ощущения поэзии, искусства не может быть по-настоящему счастливым. Которой же должна быть , способная взволновать современника? В сборнике «В тени жаворонка» в стихе «Поэтическое искусство» дает ответ на этот вопрос:

  • Лишь дойдя до склона века,
  • Поэзию я понял.
  • Как простоту такую большую,
  • Такое единение точных слов.
  • Когда ни напрасной позолоте,
  • Ни всяким уловкам тонким
  • Нет места, как подлости,
  • В сердце чистом и пылком.

Довольно популярной в украинской литературе где-то с 60-х лет стала проблема человека и науки. Рыльского, как поэта-философа, эта проблема тоже интересовала. Он часто задумывался над тем, нужны ли научные открытия высшего уровня, какую роль во времена НТП должна сыграть поэзия. , как и наши родители, был свидетелем выхода в космос первого человека - Гагарина Юрия Алексеевича. После этого события стало существенно изменяться мироощущение. Именно в настоящее время началась дискуссия лириков и физиков. Рыльский, участник дискуссии, на вопрос, нужно ли искусство времен космических открытий, сказал:

  • А я прибавлю: любить можно
  • Поэзию в пору ракет.
  • Так как странная вещь: человек каждый
  • В какой-то мере поэт.
  • («Стих в альбом»)

Рыльского смущало то, что кое-кто поэзию, искусство отдал на откуп технократичним, а то и прагматическим, потребительским тенденциям, а он, как поэт-гуманист, боролся за то искусство, которое оказывало содействие гармоническому развитию личности. В стихе «Диалог» поэт напишет:

  • Как же так убого вы живете,
  • Что же так пришли в упадок вы, скажите,
  • Что в дне космической ракеты
  • Соловья не в силе понять?

Внутренний мир человека во всей его красоте воспет автором в «Голосеевской осени». По мнению поэта, определяющей чертой интеллектуального человека должна быть духовность. Поэзия сборника, как говорят литературные критики, повернулась в сторону внутреннего мира, духовной жизни человека и оказывала содействие развитию этого жанра, его тем, жанров и мотивов.

Традиционная тема трудного бремени прожитых лет и преобразования его в хвалу жизни также имеет место в сборнике. В стихе «Как забыть» поэт писал:

  • Жаль за прошлым, вещь известная,
  • Да и настоящее когда-то пройдет…
  • Но пусть побьет тех оскомина,
  • Кто весну зимой проклянет.

Последний сборник поэта «Зимние записи» (1964). Он поражает читателя необыкновенной силой выраженных в нем мыслей и чувств. Как отметила литературная , читая стихи этого сборника, читатель сразу погружается в мир поэта - «чистый, тихий», светло-хрустальный. В стихах сборника - исповедь о том, чем жила, болела и радовалась его мятущаяся и неспокойная душа на склоне лет. И не горечью пронизанные строки поэта. Его сердце охватывает радость от того, что не прожита умышленно. «Пахнет снегом, сеном, лошадиным лотом» художник взволнован тем, что, к сожалению, современный человек начинает терять связь с природой», и предостерегает:

  • Поймите, люди, вещь единую -
  • Что врать не может мой язык
  • Внук мой любит благоухание бензина,
  • Ну, а я и до сих пор еще не привык.

В лирике последних лет, в частности и последнем сборнике «Зимние записки» М. Рыльский как настоящий поэт-гражданин, позорит, носителей тех пороков, которые имели место в жизни:

  • Братопродавцы с белыми руками
  • и с черными сердцами - вот они,
  • Что слали анонимными письмами
  • Дорогу в карьеру и в чины!

Заключительный стих сборника «Следы маленьких ног на сыром снегу» - это мгновенные впечатления от увиденных на снегу следов ножек маленького ребенка. Они навевают воспоминания. Особенно где остро ощущает пожилой человек. Эти маленькие следы детских ножек в художественном ощущении автора стали основанием для утверждения вечности ржи М. Т. Рыльский - поэт с прописной буквы.

Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Гуманистический пафос лирики М. Рыльского последних лет . Литературные сочинения!

Урок литературы в 7 классе

Тема: Гуманистический пафос произведения Леонида Андреева "Кусака". Авторская позиция в произведении.

Цели:

Продолжать обучать анализу художественного текста, формировать навыки устанавливать причинно-следствеенные связи, формировать понятие об авторской позиции и способах её выражения.

Развивать умение выделять главное, существенное, логически излагать свои мысли.

Воспитывать милосердие, сострадание, способность отвечать за свои поступки.

Оборудование: презентация, видеофрагмент из м/ф «Большой секрет», к/ф «Собачье сердце», игрушки – собака, карточки с таблицами.

Ход урока

1.Организационнный момент.

Чтение темы.

Слайд 1

2. Актуализация знаний.

Слайд 2

В нашей теме есть слово пафос. Что оно значит, когда мы встречались с этим термином?

Пафос – греческое слово, которое обозначает эмоциональную речь или письменный текст, переполненный возвышенными чувствами, которые должны вызвать у тех, кто его слушает или читает, сильный отклик.

Слайд 2

Гуманистический пафос – стремление главных героев к высоким гуманистическим идеалам, их возвышение и утверждение наперекор обстоятельствам и противодействию окружающих.

- Что такое авторская позиция? Как, с помощью чего в художественном произведении может быть выражена авторская позиция?

Авторская позиция – авторское понимание жизни и её оценка, в частности оценка изображаемых характеров. Существуют разные способы выражения АП: прямое высказывание автора, через портрет. Особенности поведения персонажей, пейзаж, цвет, время и т. д. В художественном произведении важно каждое слово.

Продолжить мне хотелось бы чтением стихотворения Юлии Вихарева ой:

Но прежде давайте на мгновение попробуем увидеть мир глазами бездомной собаки.

Видеофрагмент из к/ф «Собачье сердце»

Слайд 2

Так было...Не пустила в дом собаку, Что шла со мною рядом всю дорогу. И хоть мне было жаль её, однако, Я с нею распрощалась у порога.

«Себе хозяев ищешь? – Понимаю! Прости, но не ходи за мною дальше...» Собака встала, лапу поджимая И честно глядя мне в лицо, без фальши.

А я...А я была насквозь фальшива – От ласкового голоса до взгляда. Я ей сказала: «Мне и так паршиво. Не до тебя, хоть взять была бы рада...»

И с тем исчезла в сером полумраке, Закрыв перед беднягой дверь несмело, Мне было стыдно, что для той собаки Могла я другом стать... Да не сумела.

Почему было стыдно героине стихотворения? Только лишь от того, что не стала другом для собаки?

Кто догадался, о чем сегодня мы будем говорить на уроке, какова его тема?

(О сострадании, о любви к животным).

Поможет нам в этом рассказ Леонида Андреева «Кусака», который вы прочитали дома.

Анализируя рассказ Леонида Андреева, мы выясним, какова авторская позиция в этом произведении и подумаем, совпадает ли наше отношение к братьям нашим меньшим с писательским отношением, Это и будет наша цель.

Прочитайте знаменитые слова замечательного французского писателя Антуана де Сент-Экзюпери в их оригинальном звучании.

Слайд 5

Мы в ответе за тех, кого приручили.

Слайд 6

Эти слова знакомы практически всем. Но немногие помнят, наверное, что в сказке «Маленький принц» есть еще и другие слова: Когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать.

- К нашему уроку я подобрала еще один эпиграф.

Да, меньшие братья нам преданно служат от века.

Однако жестокого сколько ещё вокруг?
Мы часто твердим, что собака – друг человека.
Но вот человек. Он всегда ли собаке друг?
Эдуард Асадов

Вы дома прочитали рассказ «Кусака». Удачно ли, на ваш взгляд, подобран эпиграф?

3. Работа над текстом.

«Общение с миром природы определяет уровень духовности человека».

«Отношение к животным – один из критериев нравственности ».

- Объясните значение слов:

Нравственность -

Духовность –

Слайд 7

Мы попросим экспертов……………………………….в «Толковом словаре» Сергея Ивановича Ожегова найти значение слов:

Милосердие –

Сочувствие –

Сострадание –

Сопереживание –

Выписать их и включиться в разговор, когда это понадобиться.

У кого из вас есть собака? Объясните, за что вы ее любите и смогли ли бы обмануть, предать друга?

Итак, Л. Андреев «Кусака».

Чтение 1 абзаца.

Проведем блиц-опрос.

Почему действие рассказа начинается именно зимой?

Как относились к Кусаке ребята, взрослые, дворовые собаки?

Чем можно объяснить такое отношение?

Почему Кусака, несмотря на то, что её обижали, продолжала показываться на улице?

Что значит – инстинктивная? Что хотел сказать автор, используя такой эпитет?

(Инстинкт – врождённая способность совершать целесообразные действия по непосредственному, безотчётному побуждению. То есть общение так же необходимо живому существу, как еда, вода, воздух; одиночество – это противоестественное состояние.)

А теперь обратите внимание на глаголы, которые использует автор в первом абзаце, рассказывая о жизни Кусаки.

Слайд 8

Не принадлежала, не было, находилась, кормилась, отгоняли, показывалась, бросали, улюлюкали, свистали, мчалась, пряталась, зализывала, копила.

Что общего между этими глаголами с точки зрения русского языка?

( Все эти глаголы несовершенного вида, что может указывать на незавершённость или повторяемость действия; в данном случае, конечно, на повторяемость.)

Последний глагол в ряду – копила. Объясните лексическое значение этого слова. Что можно копить? А что копила Кусака?

Выходит, что изначально в душе Кусаки не было ни страха, ни злобы. Люди заставляли собаку мчаться, прятаться– вот и появились злоба и страх, которые копились с новыми обидами.

- Кратко расскажите о случае с пропойцей-мужиком. Почему он пнул собаку?

Чувствуем ли мы, как автор относится к человеку, ударившему собаку? Как выражено авторское отношение?

( Выражено использованием слов с ярко выраженной экспрессивной – негативной окраской). Прочитать.

Какую роль этот случай сыграл в жизни Кусаки ?

(Кусака с тех пор не доверяла людям, которые хотели её приласкать).

- Обратимся ко второй части. Наступает весна, которая приносит в жизнь Кусаки большие перемены. С чем связаны эти перемены?

( С приездом дачников. Леля сумела расположить к себе Кусаку, преодолеть её недоверие).

Кусака меняется как внутренне, так и внешне.

Найдите описание внешности Кусаки в 3 главе : 1-й вариант прочитает, какой Кусака была, а 2-й – какой она стала.

БЫЛО

ЕСТЬ

Грязная, некрасивая; Шерсть, висевшая рыжими сухими космами и на брюхе покрытая засохшей грязью.

Можно предположить, что во взгляде затаились злоба и страх

Шерсть почернела и стала лосниться как атлас.

важно осматривала улицу вверх и вниз

Ребята бросали в неё камнями и палками, взрослые весело улюлюкали и страшно свистали

Никому уже не приходило в голову дразнить её или бросить камнем

Почему в некрасивую грязную собаку бросали палки и камни, весело улюлюкали, пронзительно свистали, а в Кусаку с почерневшей лоснящейся шерстью, важно осматривающую улицу, никому не приходило в голову бросить камнем?

Как мы уже говорили, в Кусаке произошли не только внешние, но и внутренние перемены. Какие?

Внутренние перемены давались Кусаке нелегко: И когда все наперерыв стали ласкать её, она долго ещё вздрагивала при каждом прикосновении ласкающей руки, и ей больно было от непривычной ласки, словно от удара”.

Найдите во 2 и 3 главах ещё подтверждения, что внутренние перемены давались Кусаке нелегко.

Кусака изменилась, благодаря приехавшим “очень добрым дачникам. А вас ничего не настораживает в поведении этих “добрых людей”?

- Перечитать эпизод со слов: “И все собирались…”(с.97)

Что за странная мольба в глазах у Кусаки?

Почему никто из “очень добрых дачников” не замечает этой мольбы?

(Озабочены дачники только собой, собственным весельем.)

Поэтому и появляется, казалось бы, неуместные во второй части слова – КАК ПРЕЖДЕ.

А что в жизни Кусаки осталось как прежде?

Но, может быть, хотя бы Леля не такая, как все. Любит ли она Кусаку?

Был ли у Лели выбор, могла она хотя бы попытаться найти выход из ситуации?

Осознаёт ли Леля свою жестокость по отношению к Кусаке?

Чей поступок для Кусаки больнее – Лели или пьяницы-мужика?

Давайте попробуем выяснить, какие духовные и материальные преимущества или недостатки были у Кусаки в разные периоды ее жизни. Слова для справок разместите в соответствующие графы таблицы, которые у вас на столах. Работайте в парах.

ПЕРИОДЫ ЖИЗНИ КУСАКИ

БЫЛО

НЕ БЫЛО

1.ДО ВСТРЕЧИ С ЛЕЛЕЙ

ЗЛОБА, СТРАХ

ИМЯ, ХОЗЯИН, ПИЩА

2.ПЕРИОД “ДРУЖБЫ” С ЛЕЛЕЙ И ДРУГИМИ ДАЧНИКАМИ

ИМЯ, ХОЗЯИН, ПИЩА,СТРАХ

ЗЛОБА

3.ПОСЛЕ ОТЪЕЗДА ЛЕЛИ

БЕЗНАДЁЖНОЕ СПОКОЙСТВИЕ

ИМЯ, ХОЗЯИН, ПИЩА, ЗЛОБА, СТРАХ

Проверка работы. Слайд 9.

В какой период жизни Кусака находилась в самом неприятном положении?

Состояние после общения с Лелей и “очень добрыми дачниками” стало хуже, чем до встречи с ними.

У неё отняли её непримиримую злобу”.

В прежней жизни злоба для Кусаки была очень важна, помогала выжить. Теперь Кусака знала, что если кто-нибудь ударит её, она уже не в силах будет впиться в тело обидчика своими острыми зубами. Она стала беззащитна перед огромным миром.

Просмотр видео «Собака бывает кусачей»

Так только ли пьяного мужика и людей, улюлюкающих и кидающих в Кусаку камнями, осуждает Леонид Андреев в своём рассказе?

История с Кусакой – не исключительная. Подобное происходит каждый день, и мы так привыкли, что порой просто равнодушно проходим мимо.

Может быть, Леонид Андреев поведал нам историю Кусаки, чтобы обратить наше внимание на то, что мы видим каждый день, но как-то не задумываемся об этом?

Только ли об отношении к животным этот рассказ?

Вспомните два эпизода: пьяница, пнувший Кусаку, идёт домой и там долго и больно бьёт жену; кучка людей у трактира дразнит деревенского дурачка Илюшу. Зачем Андреев вставляет в рассказ эти эпизоды, не имеющие прямого отношения к истории Кусаки?

Люди жестоки не только к животным, но и друг к другу.

А какими должны быть?

Пусть наши эксперты еще раз напомнят нам, что такое милосердие, сочувствие, сострадание, сопереживание

Выступление экспертов.

Вот теперь, когда мы заново открыли для себя рассказ Л. Андреева, давайте вновь попытаемся сформулировать его авторскую позицию.

Авторская позиция : своим рассказом Леонид Андреев призывает нас обратить внимание на то, что люди жестоки, и не только по отношению к животным, но и друг к другу. Эта жестокость стала настолько привычной, что порой её не замечают не только окружающие, но и те, кто эту жестокость совершает.

В рассказе “Кусака” Леонид Андреев показывает, какими люди быть не должны .

Слайд 10

Чтение стихотворения Сергея Кириллова.

Чем больше узнаю людей, Тем больше нравятся собаки. Они честней, они добрей, По пустякам не лезут в драки.

Не лгут, не пьют, не предают, Не обижают так беспечно, И в душу ядом не плюют, И понимают всё, конечно.

Чем больше узнаю людей, Тем больше нравятся собаки. Они как друг с тобой везде Пойдут, не пятясь, точно раки.

Разборчивые их глаза Не побегут за первым встречным, И даже если "против" - "за", И понимают всё, конечно.

Чем больше узнаю людей, Тем больше нежности к собакам Различных видов и мастей, Безхвостым, стриженным, лохматым,

Что платят за добро добром И в дружбу верят бесконечно, Не треплют длинным языком И понимают всё, конечно.

Мне невдомёк, в конце концов, За что в ругательной атаке Друг другу тычем мы в лицо, Мол, дескать, злые, как собаки.

Нам до таких ещё расти, Чтоб вровень стать с их благородством, А им вовек не доползти До человеческого скотства.

4. Итог.

Какова, по-вашему, дальнейшая судьба Кусаки? Будет ли она доверять людям? (привлечение 2-го эпиграфа)

Слайд 11

Какие выводы для себя вы сделаете после сегодняшнего урока?

Вывод . Человек - часть природы, и, если он следует «закону жизни» - осознает это единство и равенство, может жертвовать собой ради других, значит, в жизни его есть великий смысл. Равнодушие, жестокость по отношению к природе - это прямой путь к бездуховности.

5. Домашнее задание (на выбор).

Слайд 12

Сделать презентацию «Мой друг».

Составить цитатный план рассказа.

Написать отзыв о рассказе «Кусака».

Слайд 13

Помощь в работе – на сайте http://ed.ua/, Вконтакте

Одно из самых очаровательных воспоминаний детства - это наслаждение, которое я испытал, когда наша учительница первых классов читала нам вслух на уроке «Капитанскую дочку». Это были счастливые минуты, их не так много, и потому мы бережно проносим их сквозь всю жизнь. Счастлив человек, которому повезло с первой учительницей. Мне повезло.

Александра Ивановна, моя первая учительница, любовь и благодарность к ней я пронес сквозь всю жизнь.

Уже зрелым человеком я прочел записки Марины Цветаевой о Пушкине. Из них следует, что будущая мятежная поэтесса, читая «Капитанскую дочку», с таинственным наслаждением все время ждала появления Пугачева. У меня было совсем другое. Я с величайшим наслаждением все время ждал появления Савельича.

Этот заячий тулупчик, эта доходящая до безрассудства любовь и преданность своему Петруше. Невероятная трогательность. Разве Савельич раб? Да он на самом деле хозяин положения! Петруша беззащитен против всеохватывающей деспотической любви и преданности ему Савельича. Он беспомощен против нее, потому что он хороший человек и понимает, что деспотичность именно от любви и преданности ему.

Еще почти ребенком, слушая чтение «Капитанской дочки», я чувствовал комическую перевернутость психологических отношений хозяина и слуги, где слуга и есть истинный хозяин. Но именно потому, что он бесконечно предан и любит своего хозяина. Любовь - главнее всех.

Видно, Пушкин сам тосковал по такой любви и преданности, может быть, ностальгически переодел Арину Родионовну в одежды Савельича.

Главным и неизменным признаком удачи художественного произведения является желание вернуться к нему, перечитать его и повторить наслаждение. В силу жизненных обстоятельств мы можем и не вернуться к любимому произведению, но сама надежда, мечта вернуться к нему греет сердце, придает жизненные силы.

Насколько легко ограбить, обмануть культурного человека в жизни, настолько трудней его ограбить в духовном отношении. Потеряв многое, почти все, культурный человек, по сравнению с обычным, крепче в сопротивлении жизненным обстоятельствам. Богатства его хранятся не в кубышке, а в банке мирового духа. И многое потеряв, он может сказать себе и говорит себе: я ведь еще могу слушать Бетховена, перечитать «Казаков» и «Войну и мир» Толстого. Далеко не все потеряно.

Чтение Достоевского в юности производило потрясающее впечатление. Я до сих пор уверен, что человек, прочитавший «Преступление и наказание», гораздо менее способен убить другого человека, чем человек, не читавший этого романа. И дело не в том, что Достоевский говорит о справедливой наказуемости преступления.

Дело в том, что Достоевский в этом романе разворачивает перед нашими глазами грандиозную психическую сложность человека. Чем отчетливее мы понимаем психическую сложность живого существа, тем трудней его уничтожить.

Нормальный человек может срубить дерево, некоторым образом чувствуя жалость к нему, с еще большим чувством жалости, но преодолевая его, он может зарезать животное, чтоб воспользоваться его мясом, но перед убийством человека для нормального человека встает невидимая, но хорошо ощущаемая стена - это сама психическая сложность человека. Человек слишком сложен, чтобы убивать его. Убивая человека, ты слишком многое убиваешь заодно с ним, и прежде всего свою душу.

Убийство человека - это в миниатюре уничтожение жизни на Земле. Профессиональный убийца сам психически примитивен, почти как животное, и потому он не видит большой разницы между убийством человека и животного.

Однажды я спросил нашего знаменитого священника и богослова отца Александра Меня, впоследствии зверски убитого топором:

Вам приходилось ли когда-нибудь убивать?

Однажды шмеля убил, - сказал он с сожалением, - был раздражен, а он слишком пристал ко мне.

Это был человек огромной религиозной и светской культуры.

Еще пару слов о Достоевском. Лица его героев как бы слабо озарены еще далеким, но уже начавшимся пожаром всемирной катастрофы. И они, его герои, интуитивно чувствуют приближение этой катастрофы, спешат, захлебываются, надрываются, скандалят, пытаясь спасти свою душу или пытаясь, как отец Карамазов, ужраться жизнью до наступления этой катастрофы. Надвигающаяся катастрофа стократ усиливает чувство жизни в его героях. Гениальные прозрения соседствуют с мусорным потоком слов. У героев Достоевского слишком мало времени, чтобы сжато, афористично говорить. Слишком мало времени осталось до катастрофы, слишком много вопросов еще не разрешено и состояние предкатастрофной правды обрекает его героев на захлебывающееся многословие. Иначе было бы недостаточно правдиво.

В этом основа стилистики Достоевского. Предкатастрофное состояние героев. Сама жизнь Достоевского: эшафот, каторга, ожидание припадков вырабатывали его яростный предкатастрофный стиль.

Вообще свой собственный стиль есть абсолютная, единственная, последняя правда каждого настоящего писателя.

Как бы умен или красноречив ни был тот или иной писатель, но если мы не чувствуем его собственного стиля, который нас подхватывает, значит, у этого писателя нет высшей духовной правды, ради которой он пишет. Наличие собственного стиля, собственного почерка писателя неизменно делает правдой любую его фантазию. Отсутствие собственного стиля неизменно делает пустой фантазией любую его правду. Стиль невозможно выработать искусственно, как парус не может выработать ветер, который его надувает. Писатель может, как Достоевский и Толстой, говорить тысячи противоречивых вещей, но если все это несется в русле его стиля, значит, все это правда.

В этой связи вспоминаю записанный Горьким эпизод его разговора с Львом Толстым. Ручаюсь только за смысл.

Страшна та женщина, - сказал Толстой, - которая держит мужа за душу.

Но ведь в «Крейцеровой сонате», - напомнил Горький, намекая на совсем другую материю, данную нам в ощущениях, - вы имели в виду прямо противоположное место.

Я не зяблик, чтобы все время петь одну и ту же песню, - ответил Толстой.

До этого они говорили о зябликах.

Всю мировую литературу я разделяю на два типа - литература дома и литература бездомья. Литература достигнутой гармонии и литература тоски по гармонии. Разумеется, при этом качество литературного произведения зависит не от того, какого типа эта литература, а от силы таланта художника.

Интересно, что в русской литературе эти два типа художников появлялись нередко в виде двойчатки, почти одновременно.

Так Пушкин и Лермонтов - достигнутая гармония (Пушкин) и великая тоска по гармонии (Лермонтов). Такая же пара: Толстой - Достоевский. В двадцатом веке наиболее яркая пара: Ахматова - Цветаева.

Литература дома имеет ту простую человеческую особенность, что рядом с ее героями хотелось бы жить, ты под крышей дружеского дома, ты укрыт от мировых бурь, ты рядом с доброжелательными, милыми хозяевами. И здесь в гостеприимном и уютном доме ты можешь с хозяином дома поразмышлять и о судьбах мира, и о действиях мировых бурь.

Литература бездомья не имеет стен, она открыта мировым бурям, она как бы испытывает тебя в условиях настоящей трагедии, ты заворожен, затянут видением бездны жизни, но всегда жить рядом с этой бездной ты не хочешь. Впрочем, это во многом зависит от характера читателя.

Литература дома - преимущественно мудрость (Пушкин, Толстой). Литература бездомья - преимущественно ум (Лермонтов, Достоевский).

Мудрость сразу охватывает все окружение, но видит не так уж далеко, потому что далеко видеть и не надо, поскольку, видя все вокруг, мудрость убеждается, что человек везде человек и страсти человека вокруг одинаковы.

Ум имеет более узкий кругозор, но видит гораздо дальше. Так, Достоевский разглядел далеких бесов и в бешенстве помчался на них, как бык на красную тряпку.

Литература дома всегда гораздо более детализирована, поскольку здесь мир - дом и нельзя не пощупать и не назвать милую сердцу творца домашнюю утварь.

Литература бездомья ничем не детализирует, кроме многообразия своего бездомья, да и какие могут быть милые сердцу детали быта, когда дома нет.

Зато литература бездомья гораздо более динамична, она жадно ищет гармонию и в поисках этой гармонии постоянно убыстряет шаги, переходящие в побежку, а иногда, отрываясь от земли, летит.

Безумный безудерж Достоевского - и мощный замедленный ритм Толстого. Как динамична Цветаева и как статична Ахматова! И обе - великие поэты. Ахматова - литература дома. Цветаева - литература бездомья. И сразу, с ранней юности, обозначилась таковой, хотя родилась и жила в уютном профессорском доме.

Оба поэта - люди трагической судьбы. Но одна из них сразу стала поэтом дома, а другая поэтом бездомья.

В известной мере Ахматова и Цветаева выступают в двадцатом веке в роли Пушкина и Лермонтова. И мы как бы догадываемся, что если бы не роковые обстоятельства, Пушкин прожил бы долгую жизнь и умер бы своей смертью. Лермонтов тоже прожил бы гораздо дольше, но трагический конец его был предрешен.

Разумеется, в совершенно чистом виде эти два типа литературы почти не существуют. Но как две мощные склонности они реальны. Они необходимы друг другу и будут сосуществовать вечно.

В истории развития мировой культуры есть загадочные явления. Одним из таких явлений я считаю наличие в магометанском мире великой поэзии, но отсутствие, во всяком случае до последнего времени, великой прозы.

Мы, например, знаем, как богата персидская поэзия, но где же проза? Где великий психологический роман?

Я думаю, дело в христианской основе европейского искусства. Хотя Толстой писал, что все религии говорят одно и то же, но все-таки у каждой есть свой существенный оттенок.

Христианство придает исключительную важность жизни человеческой души. Весь человек - это душа. Или человек чистотой своей души добивается ее бессмертия, или губит свою душу греховной жизнью, или, осознав свой грех, через покаяние добивается выздоровления души. Христианство в своей основе в Евангелии уже рассмотрело все комбинации душевной жизни человека и пути ее спасения.

Христианская культура в ее литературном развитии никак не могла не проникнуться этой основой христианской мысли. Но как выразить в рассказе или в романе состояние человеческой души? Единственное средство - изобразить психическую жизнь человека. Вне изображения психической жизни человека невозможно понять его душу. Постепенно это стало литературной традицией, и в девятнадцатом веке она достигла полного развития в европейском и русском психологическом романе или рассказе. И уже талантливые, но атеистически настроенные писатели не могли обойтись без глубокого изображения психической жизни человека. Таков наш Чехов. Будучи атеистом, он чисто музыкально уловил и великолепно зафиксировал действие евангельского сюжета на простого человека. И вся серьезная русская и европейская литература - это бесконечный комментарий к Евангелию. И комментарию этому никогда не будет конца. Все псевдоноваторские попытки обойтись без этического напряжения, без понимания, где верх, где низ, где добро, где зло, обречены на провал и забвение, ибо дело художника вытягивать волей к добру из хаоса жизни ясный смысл, а не добавлять к хаосу жизни хаос своей собственной души.

Мы говорим: эта картина поэтична, этот рассказ или стихотворение поэтичен. Но что это значит? Конечно, это значит, что они талантливы. Но в чем суть самого таланта? Талант необъясним, как Бог, но Бог объясним необъяснимостью таланта.

Суть, на мой взгляд, в том, что истинный талант ту или иную картину жизни умеет осветить светом вечности, умеет вырвать из жизни и показать ее на фоне вечности. Мы радуемся такому художественному произведению, часто не осознавая причину радости. Мы говорим себе: «Как живо! Как точно! Как правдиво!»

И все это верно, но не до конца. На самом деле нас восхищает эта живость, правдивость, точность потому, что все это просвечивается сквозь вечность. Нас радует и обнадеживает двойственность ее существования. Картина нас радует здесь, потому что одновременно там. Она ровно настолько радует здесь, насколько она там.

Мы чувствуем, что красота вечна, что душа бессмертна, и наша собственная душа радуется такому шансу. Художник нас утешает правдой своего искусства. У искусства две темы: призыв и утешение. Но в конечном счете и призыв есть форма утешения.

Если легко понять, почему нас восхищает толстовская Наташа, как вечная женственность, казалось бы, трудней понять, почему такой мошенник, как Ноздрев, нас тоже по-своему радует, мы хохочем, как правдиво его Гоголь рисует.

Мы чувствуем, что человеческая вздорность в лице Ноздрева тоже вечна и обречена на вечное художественное, а не просто басенное разоблачение.

Несколько раз в жизни, встречая вздорного жулика, пытавшегося мне что-то всучить, я начинал взрываться от возмущения и вдруг вспоминал: Господи, это же Ноздрев, как точно он его повторяет!

И как это ни странно, сила возмущения ослабевала, я только пытался отстраниться от него, что было тоже нелегко, потому что сам новоявленный Ноздрев не понимал, что я в нем уже угадал Ноздрева. Все это становилось смешным, потому что новоявленный Ноздрев, не понимая, что он уже разоблачен, упорствовал, и чем больше упорствовал в мошенничестве, тем феноменальней делалось его сходство с уже давно описанным Ноздревым.

Гениальный создатель человеческих типов как бы угадывает вечный химический состав этого типа, заставляющий его в любых исторических обстоятельствах действовать одинаково. Господи, думаем мы, там крепостное право, а здесь социализм или капитализм, а Ноздрев все тот же.

Наше знание Гоголя - это часть нашей культуры и, как видим, знание культуры утешает. Мы говорим себе: это Ноздрев, а Ноздрев и не может иначе действовать. И эта же культура подсказывает нам, как иллюзорны любые социальные эксперименты, при которых якобы Ноздревы исчезнут. Социальная критика того времени вполне ошибочно решила, что Гоголь создал сатиру на крепостническую Россию. На самом деле Гоголь если в «Мертвых душах» и создал сатиру, то это сатира на все человечество, хотя человеческие типы, естественно, как у русского писателя, у него имеют национальную физиономию. Вечность, в которую поместил своих героев Гоголь, мы ощущаем как могучее нравственное небо, под которым его герои видятся особенно приплюснутыми и смехотворными. Но читатель все время чувствует внутри произведений Гоголя это могучее нравственное небо и в конечном счете смеется, но и жалеет их.

У другого нашего знаменитого сатирика, у Зощенко, мы не чувствуем, да и сам он не видит, никакого нравственного неба над головой своих героев. Поэтому его произведения воспринимаются как очень тонко беллетризованные научные очерки, что-то вроде антидарвинизма, невероятно смешные рассказы о превращении человека в обезьяну. Безнадежность у Зощенко столь велика, что перестает быть даже пессимизмом, который, сожалея об удаленности человека от полюса добра, все-таки признает его двухполюсность.

Я хочу высказать предположение, которое может показаться парадоксальным. Гений нации самым слабым, отсталым формам национальной жизни придает самый цветущий вид. В этом, может быть, подсознательно сказывается благородный пафос лечения нации, если это вообще возможно.

Думаю, что в общей исторической перспективе это возможно. Великий гуманистический пафос русской классической литературы общепризнан. Томас Манн назвал русскую литературу святой. Но не есть ли это реакция национального гения на жестокость российской жизни, попытка лечения ее?

Великая немецкая философия и великая немецкая музыка, самые поднебесные формы культуры не есть ли реакция на слишком практичную, приземленную немецкую жизнь?

Знаменитый трезвый французский разум, то, что Блок назвал «острый галльский смысл», не есть ли реакция на французское легкомыслие?

Национальный гений как бы говорит своей нации: «Подымайся! Это возможно. Я ведь показал, что это возможно!»

Среднему человеку любой нации можно сказать: «Скажи, кто твой национальный гений, и я скажу, кто ты. Только наоборот».

Национальный гений обладает еще одним парадоксальным свойством. Как французы повлияли на Пушкина - мы знаем. Как Шиллер повлиял на Достоевского - мы знаем. Как Достоевский повлиял на всю новейшую мировую литературу - мы знаем.

Чтобы созрел великий национальный писатель, необходимо, чтобы он прошел межнациональное перекрестное опыление. Оказывается, предварительным условием углубленного национального самопознания является знание чужого, прививка чужого. Существование национального гения доказывает, что народы должны стремиться к сближению. То, что либеральная политика (мысль о сближении народов) стремится доказать риторически, культура на практике уже давно доказала.

Слово поэта обладает таинственной, мистической властью над ним и его судьбой. Вспоминая стихи русских поэтов первого ряда, я не могу назвать ни одного, кто бы писал о самоубийстве. Никого, кроме Маяковского, Есенина и Цветаевой. И все трое покончили жизнь самоубийством.

Какая связь между поэтическим словом и жизнью поэта? Видимо, огромная, но до конца понять мы ее не можем. Материалистически это можно объяснить так: эти трагические поэты слишком часто зависали над бездной и рано или поздно должны были по теории вероятности сорваться в нее. И сорвались. Мне кажется, такое объяснение недостаточно убедительно. Более трагическую судьбу, чем у Достоевского, трудно представить. Он не только иногда, но всю жизнь сознательно зависал над бездной, однако покончить с жизнью никогда не стремился. Он страстно изучал бездну, точно зная, что человечество скоро само зависнет над ней. И он, изучая бездну, искал средство спасти его.

У поэта, как и у всякого человека, может возникнуть нестерпимая боль, отвращение к жизни, желание покончить с этой болью.

Но, видимо, есть грандиозная разница между желанием покончить с этой жизнью и его зафиксированностью в поэтическом произведении. Дьявол хватает это стихотворение и бежит к своему начальству, как со справкой: «Вот его подпись! Он сам захотел!» Дьявол вообще любит справки.

Слово поэта - суть его дело. Зафиксировав в стихотворении желание уйти из этой жизни и продолжая жить, поэт подсознательно превращается в позорного неплательщика своего долга. И совесть рано или поздно взрывается: пишу одно, а живу по-другому. Выход тут только один: покаянное проклятие того рокового стихотворения, но проклятие тоже зафиксированное в поэтическом произведении.

А еще лучше никогда поэтически не фиксировать желание смерти ни родным, ни родине, никому. Даже если такое желание возникает.

Выходит, я выступаю против искренности поэта? Да, я выступаю против греховной искренности поэта. Неискренность всегда отвратительна. Но иногда и искренность отвратительна, если она греховна.

Если жизнь представляется невозможной, есть более мужественное решение, чем уход из жизни. Человек должен сказать себе: если жизнь действительно невозможна, то она остановится сама. А если она не останавливается, значит, надо перетерпеть боль.

Так суждено. Каждый, перетерпевший большую боль, знает, с какой изумительной свежестью после этого ему раскрывается жизнь. Это дар самой жизни за верность ей, а может быть, даже одобрительный кивок Бога.

В связи со всем этим я хотел несколько слов сказать о так называемом серебряном веке русской литературы. У нас его сейчас безмерно захвалили. Конечно, в это время жили великий Блок, великий Бунин, кстати питавший пророческое отвращение к этому серебряному веку, были и другие талантливые писатели.

Но серебряный век принес нашей культуре, нашему народу неизмеримо больше зла, чем добра. Это было время самой разнузданной страсти к вседозволенности, к ничтожной мистике, к смакованию человеческих слабостей, а главное, всепожирающего любопытства к злу, даже якобы самоотверженных призывов к дьявольской силе, которая явится и все уничтожит.

Самое искреннее и, вероятно, самое сильное стихотворение Брюсова «Грядущие гунны» великолепно демонстрирует идеологию серебряного века.

Где вы, грядущие гунны,

Что тучей нависли над миром?

Слышу ваш топот чугунный

По еще не открытым Памиром.

И кончается стихотворение так:

Бесследно исчезнет, быть может,

Что ведомо было одним нам.

Но вас, кто меня уничтожит,

Встречаю приветственным гимном!

Какой самоубийственный гимн, какой сложный человек, восторженно думали многие читатели того времени. А ведь Брюсов - человек, хотя и талантливый, совсем несложный, а наоборот, примитивный и даже с примитивной хитростью, что гунны учтут его гимн. И гунны, явившись, действительно учли этот гимн и самого Брюсова пощадили и даже слегка возвеличили его.

Поговорим о брезгливости. Тема эта в сегодняшней России особенно актуальна. Откуда она вообще взялась?

Представим себе миссионера на стоянке дикаря. Тот уже овладел огнем и настолько цивилизован, что ест жареное мясо. Он жадно отправляет в род дымящиеся куски. То ли от дыма, то ли от простуды вдруг у него потекло из носу. Дикарь почувствовал под носом неприятное щекотание и, чтобы унять это щекотание, не прерывая приятное занятие, мазнул под носом очередным куском мяса и отправил его в рот.

И тут наш миссионер пытается ему объяснить, что он нехорошо поступает. Он срывает лопоухий лист с близрастущего куста, приближает его к собственному носу (платок слишком сложно) и показывает, как надо было поступить. Дикарь внимательно выслушивает его и вдруг с сокрушительной разумностью говорит:

Но ведь это не меняет вкус поджаренного мяса!

И в самом деле миссионер вынужден признать, что для дикаря это не меняет вкус поджаренного мяса.

Брезгливость - плод цивилизации и культуры. Это легко подтверждается на примере ребенка. Маленький ребенок в состоянии полуразумности, как маленький дикарь, тянет в рот все, что попадает ему под руку. Позже, наученный окружающими людьми, он усваивает уровень брезгливости своего времени.

Как наглядно, что физическая брезгливость человека развивается вместе с цивилизацией, и какая драма человечества, что нравственная брезгливость развивается гораздо медленней, хотя и само ее развитие многим может показаться спорным.

Но я предполагаю, что нравственная брезгливость в человеке развивалась вместе с религией и культурой. Не обязаны ли мы более всего Евангелию за то отвращение, которое мы испытываем к предательству? Образ Иуды стал нарицательным. И хотя поток доносов достаточно мощен до сих пор, но не был бы он еще более мощным, если бы люди не содрогались, уподобляя себя Иуде?

Настоящее художественное произведение не может обойтись без этического напряжения. Читая настоящую литературу, мы не только наслаждаемся красотой, но и невольно развиваем в себе нравственные мускулы. И в этом, грубо говоря, практическая польза культуры.

Но культура таит в себе свою трагедию. До тех, кому она нужнее всего, до широких народных масс, она доходит медленно, слишком медленно. Такое впечатление, что самая малая доза культуры создает в народе насыщенный раствор и все остальное выпадает в осадок. Культурой в основном пользуются культурные люди, и получается, что культура сама себя пожирает. В этом ее трагедия.

Как ее преодолеть - вопрос грандиозной сложности, который должно пытаться разрешить общество в целом и государство. Техническое развитие человеческого ума вырвалось вперед, оторвалось от культуры и грозит человечеству гибелью то ли от рук террористов, то ли от рук безумного диктатора, овладевшего атомным оружием. То ли просто от нового варварства вседозволенности псевдокультуры, которой народ пичкают глупые книги и средства массовой информации и которую народ активно поглощает и потому, что она примитивная, и потому, что она поощряет низменные человеческие инстинкты. Проявляя нравственную брезгливость, мы должны уже сегодня с этой псевдокультурой бороться более беспощадно.

Положение народа еще более драматично, чем положение самой культуры. Народы мира теряют нравственные нормы своих традиций, вырабатывавшиеся тысячелетиями, а настоящей общечеловеческой культуры, как я уже говорил, пока почти не усваивают. Не случайно терроризм в мире принял международный характер. Уверен, что лихие боевики сыграли в этом свою роль. Народы уходят от своей народной культуры и не приходят к общечеловеческой. На вопрос: «Умеешь ли ты читать?» - один из героев Фолкнера отвечает: «По-печатному могу. А так нет».

Давно замечено, что полная неграмотность нравственно выше полуграмотности. Это касается и интеллигенции.

…В связи с наступающим хамством. Небольшой пример, как любил говорить вождь. Насколько я помню из литературы, в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века слово «дерзость» имело отрицательный смысл.

Говорили: «Повар надерзил. Пришлось отправить его на конюшню».

Уже у Даля, конечно, в связи с развитием живого языка, это слово имеет два практически противоположных смысла. Дерзость - необычайная смелость. Дерзость - необычайная наглость и грубость.

С начала двадцатого века положительный смысл этого слова в сущности становится единственным. Чем больше хамство побеждало в жизни, тем более красивым это слово выглядело в литературе. И уже невозможно ему вернуть первоначальный смысл. Иногда люди, не замечая комического эффекта, противопоставляют это слово первоначальному смыслу. «Наглец, но какой дерзкий», - говорится иногда не без восхищения.

Таким образом, слово «дерзость» - небольшая филологическая победа большого хамства.

Вот математическое определение таланта. Талант - это количество контактных точек соприкосновения с читателем на единицу литературной площади. Онегинская строфа дает нам наибольшее количество контактных точек, и именно поэтому «Евгений Онегин» - самая гениальная поэма русской литературы.

Пушкин нам дал изумительное по точности описание самого состояния вдохновения. Но откуда оно берется, он не сказал.

Я скажу просто: вдохновение есть награда за взыскующую честность художника. Верующий уточнил бы - награда Бога. Атеист сказал бы: награда нашей нравственной природы. На что верующий мог бы спросить: а откуда взялась ваша нравственная природа? Но этот спор вечен.

Когда перед нами истинно талантливое произведение, это всегда субъективно честно, но охват истины зависит и от силы таланта, и знания предмета, и того идеала честности, который выработан данным писателем. Вдохновение вбрасывает писателя на вершину его идеала. Но вершины идеала Льва Толстого или просто хорошего писателя Писемского находятся на разном уровне, и тут наша собственная честность в измерении их достижений должна учитывать это. Толстой со своей высоты видит всех и потому виден всем. Просто одаренный писатель со своей высоты тоже видит кое-что и виден каким-то людям. Более того, какие-то части открывающегося ландшафта одаренный писатель может видеть лучше гения. Только боюсь, что это мое утешение не остановило бы Сальери. Крайность.

Вдохновение может заблуждаться, но оно не может лгать. Скажу точнее, все истинно вдохновенное всегда истинно правдиво, но адресат может быть ложным. Представим себе поэта, написавшего гениальное стихотворение о животворной разумности движения светила с запада на восток. Можем ли мы наслаждаться таким стихотворением, зная, что оно не соответствует законам астрономии? Безусловно, можем! Мы наслаждаемся пластикой описания летнего дня, мы даже наслаждаемся очарованием доверчивости поэта: как видит, так и поет!

Такие ошибки бывают, но они сравнительно редки, потому что вдохновение вообще есть одержимость истиной, и в момент вдохновения художник видит истину со всей доступной ему полнотой. Но одержимость истиной чаще всего приходит к тому, кто больше всего о ней думает.

Я скажу такую вещь: существует жалкий предрассудок, что, садясь писать, надо писать честно. Если мы садимся писать с мыслью писать честно, мы поздно задумались о честности: поезд уже ушел.

Я думаю, что для писателя, как, видимо, для всякого художника, первым главнейшим актом творчества является сама его жизнь. Таким образом, писатель, садясь писать, только дописывает уже написанное его жизнью. Написанное его личной жизнью уже определило сюжет и героя в первом акте его творчества. Дальше можно только дописывать.

Писатель не только, как и всякий человек, создает в своей голове образ своего миропонимания, но неизменно воспроизводит его на бумаге. Ничего другого он воспроизвести не может. Все другое - ходули или чужая чернильница. Это сразу видно, и мы говорим - это не художник.

Поэтому настоящий художник интуитивно, а потом и сознательно строит свое миропонимание, как волю к добру, как бесконечный процесс самоочищения и очищения окружающей среды. И это есть наращивание этического пафоса, заработанное собственной жизнью. И другого источника энергии у писателя просто нет.

Виктор Шкловский где-то писал, что обыкновенный человек просто физически не смог бы за всю свою жизнь столько раз переписать «Войну и мир». Конечно, не смог бы, потому что у обыкновенного человека не было такого первого грандиозного акта творчества, как жизнь Толстого, породившая эту энергию.

Живому человеку свойственно ошибаться, спотыкаться. Естественно, это же свойственно и писателю. Может ли жизнь писателя, которая в первом акте самой жизни прошла как ошибка и заблуждение, стать предметом изображения во втором акте творчества на бумаге?

Может, только в том случае, если второй акт есть покаянное описание этого заблуждения. Искренность покаяния и порождает энергию вдохновения. Я бы ничего не имел и против заранее запланированного заблуждения, но это пустой номер, при этом не выделяется творческой энергии.

В России жил один из самых гармонических поэтов мира - Пушкин. Больше никогда не повторившееся у нас - великое и мудрое пушкинское равновесие. Однако гармония в российской жизни пока никак не удается. И никогда не удавалась. Был, говорят, Петр Великий. Может быть, гений, но как человек воплощение самых крайних крайностей. И не было ни одного гармонического царя, не говоря о генсеках.

Впрочем, кажется, при Екатерине наметилось какое-то равновесие: извела мужа, но ввела картошку. Эта наша ученая Гретхен очень любила военачальников и сильно приближала их к себе. Вообще при Екатерине каждый храбрый военный человек имел шанс быть сильно приближенным. Может быть, поэтому, говорят, Россия при Екатерине вела самые удачные войны. Она ввела в армии принцип личной заинтересованности. Нет, мудрого пушкинского равновесия и здесь не получается.

Как же так? В России был величайший гармонический поэт, а гармонии никогда не было. Но раз Пушкин был в России, значит, гармония в России в принципе возможна. Почему же ее нет? Выходит, мы плохо читали Пушкина. Особенно политики.

Я бы предложил в порядке шутки, похожей на правду, будущим политическим деятелям России, положив руку на томик Пушкина, давать клятву народу, что перед каждым серьезным политическим решением они будут перечитывать Пушкина, чтобы привести себя в состояние мудрого пушкинского равновесия.

В стихотворении «Памятник» (1836) Пушкин излагает своего рода программу творчества, указывает, на что был направлен его пафос.

Я памятник воздвиг себе нерукотворный, К нему не зарастет народная тропа...

Пушкин в первых же строках провозглашает основную ценность и мерило творчества любого поэта - народность. В чем именно состоит народность, Пушкин раскрывает далее.

И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я свободу И милость к падшим призывал.

В этих строках утверждается гуманистическая идея творчества. Поэт, по мнению Пушкина, должен пытаться делать людей лучше, не упрекать их в невежестве и темноте, но указывать, куда им следует двигаться. И здесь художник должен слушать только веление собственного сердца:

Веленью божию, о, муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца, Хвалу и клевету приемли равнодушно И не оспоривай глупца.

Характерно в этом отношении стихотворение «Поэт и толпа» (1928), где Пушкин показывает своего антипода, поэта, не желающего снизойти до народа.

Поэт на лире вдохновенной Рукой рассеянной бряцал.

И толковала чернь тупая: «Зачем он звучно так поет? Напрасно ухо поражая, К какой он цели нас ведет? О чем бренчит? чему нас учит? Зачем сердца волнует, мучит, Как своенравный чародей? Как ветер, песнь его свободна, Зато, как ветер, и бесплодна: Какая польза нам от ней? »

Молчи, бессмысленный народ, Поденщик, раб нужды, забот!..

На упреки поэта чернь отвечает:

Нет, если ты небес избранник, Свой дар, божественный посланник, Во благо нам употребляй: Сердца собратьев исправляй, Мы малодушны, мы коварны, Бесстыдны, злы, неблагодарны;

Гнездятся в нас клубом пороки. Ты можешь, ближнего любя, Давать нам смелые уроки, А мы послушаем тебя.

На это поэт отвечает:

Подите прочь - какое дело Поэту мирному до вас! В разврате каменейте смело," Не оживит вас лиры глас!

Не для житейского волненья, Не для корысти, Не для битв,

Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв.

Пушкин полемизирует с точкой зрения поэта. «Чернь» в понимании поэта-антипода в данном стихотворении резко отличается от воззрений самого Пушкина и противоположна им. Непросвещенность, темнота народа, по мнению Пушкина, не порок. Это состояние народа не является следствием сознательного выбора, у народа нет возможности просвещаться, улучшать свои нравы, именно поэтому он и просит поэта указать ему правильный путь. «Чернью» же в понимании Пушкина является в первую очередь тот, кто сознательно остается в темноте, кто делает выбор в пользу порока, кто сознательно творит зло. Именно сюда относится пушкинская «светская чернь», у которой есть возможность просвещаться, которая прекрасно отдает себе отчет в том, что нравственно, а что безнравственно, но сознательно делает выбор в пользу безнравственности. Поэт, по мнению Пушкина, всегда находится впереди своих современников, они не в состоянии его понять до конца. Толпа подвластна веяниям времени, моде и проч. Именно поэтому поэт изначально обречен в своем служении на одиночество и не должен ждать наград за свое служение. Он сам, чутко прислушиваясь к окружающему миру, является мерилом истинности своих творческих поисков. Наглядный пример тому - стихотворение «Поэту» (1830), написанное в форме сонета:

Поэт! не дорожи любовию народной. Восторженных похвал пройдет минутный шум; Услышишь суд глупца и смех толпы холодной, Но ты останься тверд, спокоен и угрюм. Ты царь: живи один. Дорогою свободной Иди, куда влечет тебя свободный ум, Усовершенствуя плоды любимых дум, Не требуя наград за благородный. Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;

Всех строже оценить умеешь ты свой труд.

Ты им доволен ли,

Взыскательный художник?

Доволен? Так пускай толпа его бранит

И плюет на алтарь, где твой огонь горит,

И в детской резвости колеблет твой треножник.

Однако осознание своего призвания, своей твердой уверенности в правильности выбранного пути - еще не все. Пушкина мучают сомнения о том, насколько осязаемо, реально воздействие пророка (поэта) на людей. Периоды оптимизма сменяются минутами отчаяния, когда поэт видит, что люди по-прежнему коснеют во зле и неправедности. Характерный пример - стихотворение «Свободы сеятель пустынный...», написанное в 1823 г.:

Свободы сеятель пустынный, Я вышел рано, до звезды; Рукою чистой и безвинной В порабощенные бразды Бросал живительное семя - Но потерял я только время, Благие мысли и труды... Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич. К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь. Наследство их из рода в роды Ярмо с гремушками да бич.

Нужно скачать сочиненение? Жми и сохраняй - » Гуманистический пафос поэзии, осознание своего долга перед народом . И в закладках появилось готовое сочинение.

Рассказать друзьям