Пианистка юдина и русские философы. Юдина, мария вениаминовна - биография

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой

Мария Вениаминовна Юдина


Великая пианистка. Концертировала с 1921 года. Преподавала в Ленинграде, Московской консерватории, Музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных. Профессор с 1923 года.

Современники обычно редко знают гениев, с которыми живут рядом, - исторические, почившие в бозе знаменитости гораздо понятнее и милее. О них уже составлено мнение, они уже мирно заняли свою нишу в здании человеческой культуры, их авторитет незыблем. Иное дело - те, кто ушёл от нас недавно и в силу этого мало известен широкой публике. О них ещё нужно спорить, их имена ещё ждут своей очереди у иерархической лестницы. Однако есть среди претендентов в гении бесспорные личности. К таким необсуждаемым великим принадлежит и Мария Юдина. Её гениальный дар пианистки не вызывает сомнений, но Юдину ещё справедливо называют «художником эпохи Возрождения». Она была не только гениальным музыкантом-мыслителем, но и энциклопедистом в полном смысле этого слова, человеком сильным, страстным, не похожим ни на кого, на редкость смелым и энергичным. Конечно, Юдина блистала у рояля всеми теми качествами, которые требовались профессиональному пианисту, её техника впечатляла крепостью, чеканной пластичностью и так далее, и так далее. Но великим художником Марию Вениаминовну сделала не «набитая» рука, а уникальная личность, сложное мировоззрение.

Юдина выделялась во всём. По-своему формировала репертуар, одевалась не так, как другие, по-своему держалась на сцене, отличалась интерпретацией классиков, иначе обращалась с роялем. Игру Марии Вениаминовны характеризовали крайности. Она любила предельные темпы, вела медленные места медленнее, быстрые - быстрее обычных. Она могла иной раз начать «гвоздить» какой-нибудь музыкальный эпизод с таким беспощадным, не признающим меры упорством, которое отпугивало даже преданных её почитателей. Некоторые принимали это за оригинальничание, не беря в толк, что гениям оригинальность присуща по определению, как когда-то метко заметил один русский поэт, если бы кошка в зоопарке увидела кенгуру, то ни за что бы не поверила, что такое возможно, и решила бы, что это обыкновенная кошка, которая нарочно притворяется.

Возможно, свою незаурядность Мария унаследовала от отца, который, несмотря на отчаянную бедность своего семейства, закончил медицинский факультет у Склифосовского, а вернувшись в родной город Невель, стал одним из самых уважаемых и известных врачей захолустной еврейской провинции. Вениамин Гаврилович представлял тот тип земского врача, который описан в русской литературе как образец настоящего интеллигента. Он не только лечил, но и беспрестанно хлопотал об общественной пользе - участвовал в открытии школ и больниц, строил артезианские колодцы, читал лекции. Энергией он обладал неумеренной, бескомпромиссность его не знала пределов - самого губернатора он однажды спустил с лестницы. Но если характером Мария вышла в отца, то музыкальные способности передались ей от матери. Одна из учениц Антона Рубинштейна, жившая тогда в Витебске, заметила талант Маруси и предложила свои услуги по обучению девочки. Эта блестящая пианистка - женщина обеспеченная - никогда не брала учеников и сделала исключение только для неё.

Юность Маруси пришлась на самые бурные революционные годы, но подобные катаклизмы, казалось, созданы именно для её натуры. Чем только не увлекалась молодая Юдина. Училась на трехмесячных курсах руководителей детских площадок, штудировала философию - вместе с М. Бахтиным и Л. Пумпянским они устраивали ещё в Невеле «философские ночи», - «ходила в народ». Один из таких походов едва не кончился для Марусиного таланта плачевно. На жатве она разрезала руку у основания большого пальца настолько глубоко, что палец держался на сухожилии К счастью, Юдина смолоду отличалась завидным здоровьем и каким-то чудом палец зажил настолько, что мастерство Марии не пострадало. В 1917 году Юдина даже была секретарём народной милиции в Петрограде. В консерваторию, где она училась, Маруся таскала с собой папки дел и вываливала их на стол рядом с партитурами. Один из уважаемых профессоров, глядя на революционную студентку, в ужасе восклицал: «Мария Вениаминовна! Что же, в конце концов, у нас здесь дирижёрский класс или милицейский стол?»

Однако бесовство эпохи не смогло сбить с пути истинный талант Юдиной. В 1921 году она закончила Петербургскую консерваторию в звании лауреата. Основатель консерватории Антон Рубинштейн завещал любимому детищу капитал, на проценты которого ежегодно приобретался рояль, присуждавшийся лучшему выпускнику. Но было обязательное условие - кандидат должен быть достойным и непременно… один. Впервые художественный совет консерватории счёл необходимым нарушить завет Рубинштейна и присудил два рояля - Юдиной и Владимиру Софроницкому. Кстати, по мистическому совпадению после такого своеволия премии больше не выдавались - советская власть уничтожила традицию.

Преподавательскую деятельность Мария Вениаминовна начала в двадцатидвухлетнем возрасте, но несмотря на молодость, авторитет её в музыкальных кругах был большим. О ней говорили, как о выдающейся пианистке и талантливом педагоге. Она появлялась в консерватории в необычном длинном платье, напоминающем балахон, и, казалась, не артисткой, а скорее, монахиней. Её игра гипнотизировала властной убеждённостью и волей. Говорят, что в исполнении Юдиной никогда не прослушивалось ничего женственного, нежного или грациозного. В её руках были заключены нечеловеческие силища и энергетика: широкая пясть с большими расставленными пальцами походила при игре на хватку орлиной лапы.

Масштаб её личности воплощался не только в грандиозности исполнения, но и в обширности того немузыкального материала, который Юдина использовала. Она любила ассоциации со знаменитыми произведениями литературы, искусства, архитектуры. Высказывание: «архитектура - это застывшая музыка» оказалось настолько близким для неё, что Мария Вениаминовна совершенно серьёзно в годы гонений, когда вынуждена была уйти из консерватории, решила заниматься зодчеством. К счастью, её на время приютили тбилисцы.

Мощным стимулом творчества Юдиной стала вера. В юности Маруся, поступая вопреки революционной моде, окрестилась в православную веру и всю жизнь оставалась фанатично преданной христианкой. Однажды, увлёкшись философскими идеями отца Павла Флоренского, она написала ему письмо, на которое он ответил приглашением встретиться. Знакомство с выдающимся русским мыслителем продолжалось вплоть до ареста Флоренского, а потом закрепилось дружбой с его семьёй. Однако для Юдиной религия не стала лишь очередным теоретическим отделом человеческой культуры, христианское подвижническое служение составляло - как и музыка - соль её жизни. Мария Вениаминовна как-то подсознательно и простосердечно, не рассуждая, осуществляла на деле идеалы православной соборности - «общиной» был для неё, пожалуй, весь мир.

Она совершенно равнодушно относилась к материальному благополучию, раздавала страждущим свои гонорары, ссужала деньги на отправку в лагеря и ссылки, во время войны за счёт её пайка питалось несколько семей; бывало, не задумываясь, она занимала, чтобы этими взятыми в долг деньгами распоряжаться так, как ей подсказывало сердце. Она оделяла ими попавших в беду и лишения. Художница А. Порет рассказывала, что однажды Юдина пришла к ней, ведя за руку существо с чёрными глазами, и, наскоро объявив, что девочке негде жить, - родители уехали в Сибирь - попросила оставить ребёнка на шесть дней. Шесть дней превратились в шесть лет.

О пренебрежении Юдиной к одежде и быту ходят легенды. Зимой и летом Мария Вениаминовна носила кеды, что приводило в ужас окружающих; в самую холодную погоду Юдина неизменно появлялась в лёгком, стареньком плаще. Нормальная же сезонная обувь немедленно дарилась. Купленная для неё митрополитом Ленинградским Антонием шуба принадлежала Марии Вениаминовне всего три часа.

Однажды она явилась на ответственный концерт в домашних меховых тапочках. Известный немецкий дирижёр Штидри выпучил глаза и долго смотрел то на лик, то на ноги пианистки, потом воскликнул: «Но фрау Юдина!» Пришлось на два часа выпросить приличные туфли у кассирши. До глубокой старости прославленная пианистка не имела своего угла. В снимаемых комнатах она обычно не уживалась. Платила хозяевам, переезжала, перевозила рояль и через три дня покидала квартиру. Жила в прихожих у друзей, спала, в буквальном смысле, в ванной. Она объясняла свою бездомность тем, что не желала мешать другим, у чужих ей неудобно было играть по ночам. Но её скитальчество объяснялось необъяснимым для простых смертных образом жизни гения.

Из всех городов Юдина больше всего обожала Петербург, она возила с собой везде маленькую картинку с изображением Медного всадника и непременно во время концерта укладывала на рояле носовой платочек и эту картинку. Но когда в её любимом городе началась страшная волна репрессий, один из «высоких хозяев» Ленинграда, её однофамилец, её поклонник, предупредил Юдину об аресте. Рано утром следующего дня она навсегда уехала в Москву.

О её личной жизни известно совсем немногое. Вероятно, потому что и не было никакой личной жизни. Сама Мария Вениаминовна рассказывала подруге, что в юности влюбилась в дьякона, а в зрелости будто бы повстречала талантливого авиаконструктора, с которым она была помолвлена. Но жених уехал в горы и не вернулся, а Мария Вениаминовна так и осталась одинокой. История эта очень походила на складный миф и представлялась особенно удобной для отпугивания потенциальных ухажёров. Любое проявление мужской нежности вызывало у Юдиной возмущение, что объяснялось якобы вечной верностью погибшему. Впрочем, женская гениальность и личная жизнь - «вещи несовместные». Трудно себе представить Марию Вениаминовну, которая «приросла к роялю», обременённой многочисленным семейством.

Работоспособность Юдиной поражала. Ещё будучи студенткой консерватории, она настолько «переиграла» руки, что вынуждена была взять отпуск и на какое-то время прекратить занятия на фортепьяно. Правда, и тогда неутомимая Марусенька не смогла сидеть лентяйкой - она стала работать в детском саду и возвращалась по вечерам такой утомлённой, что всякий раз засыпала прежде, чем сестра успевала подать ей тарелку супа. Юдина вообще никогда ничего не умела делать вполсилы, «абы как». Та же А. Порет вспоминала, что однажды Юдина пригласила их с подругой к себе в гости и стала играть новую программу. «Мы сидели… на маленьком диванчике… и, не дыша, слушали… Она попросила зажечь лампу, закрыла её тёмным куском материи, и мы видели только её освещённый профиль и руки. Потом она вдруг прекратила игру и попросила дать ей платок или полотенце. Когда я подошла к роялю, то увидела, что клавиатура была забрызгана кровью. Оказалось, что пальцы у неё треснули на кончиках от холода и не заживали, так как она работала по много часов в день, иногда и по ночам».

Заслуга Юдиной перед русской культурой неоценима ещё и потому, что именно она познакомила отечественного слушателя со многими выдающимися композиторами Запада. Она (без преувеличения) приложила героические усилия в борьбе с косным советским чиновничеством, чтобы в России прозвучала музыка Хиндемита, Оннегера, Кшенека, Мессиана. Только благодаря Юдиной на родину вернулись произведения И. Стравинского. Не знавшая ни в чём меры, Мария Вениаминовна буквально боготворила этого композитора. В 1962 году, к восьмидесятилетию И. Стравинского, она организовала выставку, посвящённую его жизни и творчеству. Много энергии и напористости проявила Юдина, чтобы уговорить руководство поставить балет И. Стравинского «Орфей», для чего лично обеспечила дирижёра партитурой, но самое главное - она «пробила» приезд композитора в СССР. Когда 21 сентября 1962 года Игорь Стравинский - убелённый сединами старец - сошёл с трапа самолёта, Мария Вениаминовна грузно опустилась на колени, целуя руку своему кумиру. Многие увидели в этом поступке чудачество, в то время как это было искреннее преклонение равного перед равным. Движимая подобными порывами, Юдина, приехав в Лейпциг с концертами, шла босая, как паломники к святым местам, к церкви св. Фомы, чтобы преклониться перед надгробием Баха.

Можно сказать, что Юдина сосредоточила в себе все животворящие соки, которые смогла сохранить русская интеллигенция после погромов, ссылок, запугиваний. Одно лишь простое перечисление имён её друзей, знакомых и близких людей представляет практически всю культурную элиту советской страны. Она дружила с А. Ахматовой и Б. Пастернаком, А. Лосёвым и О. Мандельштамом, гостила у Маршаков и просила М. Цветаеву перевести Гёте. В 1960-е годы Мария Вениаминовна к своим блестящим концертам добавила лекции по истории искусства, причём рождались они, по большей части, спонтанно. Послушать Юдину приходило больше народу, чем на объявленные заранее концерты. Люди соскучились по глотку свободной мысли. «Знаете, я решилась на небольшой цикл лекций о высочайших точках нашей культуры, - рассказывала она. - Вчера в Малом заде (консерватории) комментировала и читала стихиры и отчасти канон Иоанна Дамаскина, посвящённые погребению. Нужно же, чтобы хоть немножко выходили из привычного мысленного стойла!»

Как и некоторые избранные, Юдина избежала преследований. В ней, по-видимому, была сконцентрирована та степень духовности, которая даже такое чудовище, как Сталин, приводила в замешательство. В связи с этим рассказывают почти фантастическую, но тем не менее правдивую историю о том, что вождь, услышав однажды по радио пианистку Марию Юдину, пожелал иметь запись этой передачи у себя. Поставленный в известность руководитель радио решил сделать Сталину сюрприз. Поздним вечером того же дня в студии были собраны симфонический оркестр и Мария Юдина. Под утро запись была готова, а уже в час дня пластинка лежала на приёмнике у Сталина. Вождь написал Юдиной записку с благодарностью за её игру и распорядился вложить в конверт 10000 рублей (по тем временам - деньги огромные). Конверт направили адресату с фельдъегерской почтой, а попросту говоря - с тремя офицерами НКВД. Мария Вениаминовна незамедлительно написала ответ, в котором тоже благодарила вождя за внимание и сообщала, что деньги передала православной церкви с просьбой помолиться за его, Сталина, грехи… Как на эту дерзость, вы думаете, прореагировал тиран? Никак… Он поразмыслил и оставил Юдину в покое.

Подруга Юдиной, Екатерина Крашенникова, в своих воспоминаниях написала так: «Говорят, беспросветные были годы. Какие же „беспросветные", когда жили и творили в них такие светочи, как Мария Вениаминовна Юдина?»

Цитата сообщения

Музыку Баха Мария Вениаминовна Юдина понимала, как звучащее Евангелие.

Симфонический оркестр Всесоюзного радио.

Дирижер Курт Зандерлинг ;

фортепиано - Мария Юдина Собрание из 33 CD.

Запись с концерта в Большом зале Московской консерватории,

Служенье муз не терпит суеты,
Прекрасное должно быть величаво.
А. С. Пушкин

Родилась Мария Вениаминовна в 1899 году в Невеле в семье врача. К девяти-десяти годам нельзя было не заметить исключительной музыкальной одаренности девочки. Начались занятия с ученицей Антона Рубинштейна, Ф.Д.Тейтельбаум-Левинсон. В тринадцать лет ее принимают в Петербургскую консерваторию сначала в класс О.К.Калантаровой, затем в класс А.Н.Есиповой. Впоследствии педагогами Юдиной были В.Н.Дроздов, Л.В.Николаев. Она также брала уроки у Ф.М.Блуменфельда.

В пятнадцать-шестнадцать лет Мария Юдина поражала всех широтой познаний в самых разных областях гуманитарных наук. К девятнадцати годам она свободно владела немецким, французским и латинским языками. Помимо фортепиано, училась в классе органа и в дирижерском классе. В это время Мария Вениаминовна упорно изучала философию - от древних греков до Канта и Гегеля, дружила с М.М.Бахтиным.


Уже в молодости исполнительские трактовки Юдиной отличались стремлением к философской глубине. Больше всего она боялась штампа, подражания кому-либо. Драматизм, волевой накал, чувствовавшийся в юношеских интерпретациях, постепенно сменила поэтичность, лиризм, теплота, простота и благородство.


Юдина искала свой путь в искусстве, музыка была для нее предметом духовным. Знакомство с сочинениями Вл. Соловьева, Трубецкого, Флоренского помогло сделать выбор. В 1919 году Мария Вениаминовна крестилась.

В то время игра ее захватывала ораторской приподнятостью речи проповедника. Рельеф интонаций таков, что за каждой сыгранной фразой чувствовалось мыслимое ею слово. Исполнение увлекало сосредоточенностью, многозначительностью и масштабностью. Особенно удавались углубленные размышления и горькие исповеди Баха, героико-драматические произведения Бетховена.


Со временем раскрывалась способность проникать в самые потаенные глубины искусства. Что бы она ни играла, ее исполнение всегда было естественно, свободно, бескомпромиссно. Мария Вениаминовна не заискивала перед слушателями, не поступалась ни на йоту своими убеждениями ради того, чтобы угодить публике или получить признание. Она не отказывалась от самых сложных идей и трактовок ради «понятности», так как глубоко верила в то, что истинно прекрасное понятно, что оно может быть доступно всем, кто стремится его постигнуть.

«Когда-то Достоевский говорил, что красота спасет мир... Мария Вениаминовна часто повторяла эти слова. Она знала, всем своим существом верила и знала, что это так, что это правда, потому что красота - это сила Божия. Это сила славы Божией, это слава силы Божией, преображающая мир» (из проповеди отца Всеволода Шпиллера).

Юдина никогда не выставляла напоказ своего творчества, избегала говорить о том, что совершала в музыке. Ей ставили в вину то, что она, играя, недостаточно сдерживала себя и потому играла не столько сочинения великих композиторов, сколько саму себя. Действительно, она была большим художником, и ценности, которые вокруг себя разбрасывала с избытком, оправдывают отступления от канонов и норм.

Все, что, по ее мнению, несло в музыке отпечаток красивости, Юдина решительно отвергала, к Рахманинову была равнодушна, зато любила Танеева. Проявляла большой интерес к современной музыке.

Мария Вениаминовна была особым знатоком творчества Баха. Некоторые произведения в ее исполнении буквально учили жить. Она охраняла свой внутренний мир от постороннего влияния, оберегала себя от лишних музыкальных впечатлений, почти никогда не слушала других пианистов.


Многое в трактовке баховской полифонии исходило у Юдиной из необыкновенного умения слышать и слушать хор. Музыку Баха Мария Вениаминовна понимала как звучащее Евангелие. Ноты баховских произведений были исписаны евангельскими цитатами и стихами из псалмов. В игре Юдиной каждый звук - слово, каждая фраза - высокая мысль.

Мария Вениаминовна считала, что законы искусства подчинены стремлению к истине и добру, как бы пребывают в тайной связи с нравственными нормами и законами духа. «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19, 21). Мария Вениаминовна буквально следовала этой заповеди. Забывая о себе, она думала только о других. «Я занимаюсь вопросами здравоохранения и устройства на работу», - говорила она. Вокруг нее всегда было много людей, нуждавшихся в помощи. Юдина устраивала в больницы, по первой просьбе играла на похоронах друзей. Играла и плакала, на коленях была лужица слез. Помогала Мария Вениаминовна всегда охотно и немедленно, чем могла - и советом, и хлопотами за учеников. В годы войны получаемые в лимитном магазине продукты отсылала нуждающимся, деньги раздавала.

Живя в Петербурге, Юдина постоянно меняла квартиры - своей у нее не было. Иногда ей приходилось спать в ванной. Она обрекла себя на скитальческую жизнь.


Появившись где-либо, Юдина не могла остаться незамеченной. Вот как вспоминает о ее внешности Иван Всеволодович Шпиллер: «Репинский вдохновенный Лист в сутане аббата кажется мелким служкой по сравнению с грозной игуменьей в спортивных кедах, видневшихся из-под рода рясы, которая могла бы (ничуть бы не удивился) прикрывать и тяжкие вериги...» Зимой она ходила в тонком плаще и в кедах, с толстой суковатой палкой и старым перевязанным портфелем. Все попытки наладить ее регулярное питание силами искренне и преданно любивших ее друзей разбивались об ее упрямое неприятие никаких даров.

Только в конце жизни у Юдиной появилась собственная квартира в Москве, напротив Киевского вокзала. Дверь этой квартиры не запиралась, замка не было, внутри находилось только самое необходимое: кровать, рояль из пункта проката, стол с фотографиями любимых людей, шкаф с книгами. Юдина любила Пушкина, Тютчева, Блока, Хлебникова, античных авторов, трагедии Шекспира, Гете, Шиллера, Рильке, Достоевского, из современников - Пастернака, Ахматову, Заболоцкого. Она много знала наизусть и читала со сцены разных залов. На дверях в квартире кнопками были прикреплены отрывки из Евангелия.

Заниматься Мария Вениаминовна любила по ночам. Никогда не занималась собственно техникой. Когда ее спросили, как она играет своим неправильно сросшимся пальцем, она иронически ответила: «Неужели вы думаете, что играют руками? Играют вот чем!» - и она постучала себя по лбу.


Юдина была непримирима ко всем проявлениям пошлости и лжи - более того, к душевной и умственной тупости (или, как говорила она, «духовному ожирению» во всех его формах). Если Мария Вениаминовна и бывала иногда вспыльчива, раздражительна, то быстро отходила, просила прощения, охотно прощала других. Многое в поведении Юдиной казалось необычным. Но все, что бы она ни делала, было искренним.


Приехав в послевоенные годы в Лейпциг с концертом, шла как паломница к святым местам, босая к церкви св. Фомы, чтобы преклониться перед надгробием Баха.

«Блажени есте, егда поносят вам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще Мене ради» (Мф. 5, 11).

В 1929 году профессор М.В.Юдина была изгнана из Петербургской консерватории за открыто проявляемую религиозность, в 1951 году изгнана из Московской консерватории за то же, в 1960 году освобождена от занимаемой должности в Институте им. Гнесиных в связи с переходом на пенсию.

Когда невзгоды обрушивались на нее, это застигало ее врасплох, она невыносимо страдала, теряла голову и даже падала духом. И никто не мог ей внушить хоть малую долю простого житейского благоразумия. Можно было поверить, что она находит истинное упоение в том, чтобы безропотно принимать безжалостные удары судьбы.

В 1939 году Марию Вениаминовну постигло большое горе, от которого она уже никогда не могла вполне оправиться: погиб ее жених. С этого момента она взяла на себя заботу о его одинокой матери.

Мария Вениаминовна старалась часто посещать богослужения. На Пасху всегда приглашала к себе много гостей. Ей хотелось читать лекции о музыке в Духовной академии. Она переписывалась со многими епископами, общалась с самыми яркими в духовном отношении людьми. Среди ее духовников были о. Феодор Андреев (Петербург), о. Николай Голубцов, о. Всеволод Шпиллер.

Часто объявленный Юдиной концерт начинался с проповеди. Мария Вениаминовна говорила о вере, читала стихи, никого и ничего не боясь. Иногда проповедь занимала больше времени, чем сам концерт. Иван Всеволодович Шпиллер вспоминает: «Однажды мы с папой вместе были на ее концерте в зале Чайковского. На последнем? Во всяком случае, на одном из последних. Конечно, она и стихи читала, нарушив обещание этого не делать, и, принимая цветы, обрушилась на зал с упреками: «Лучше бы вы отдали деньги бедным...»


В те годы ее поведение было вызывающим, но власти ничего не могли с ней сделать: слишком большая величина и знаменитость. За много лет до своей кончины Мария Вениаминовна начала размышлять о смерти:

«...Я же за эти годы приблизилась к разным «рубежам», т. е. частенько помышляю о кончине, благодаря Провидение за каждый день, ибо вижу лес, и звезды, и иней, и окружена музыкой и молодыми душами....Чего еще желать? А живется мне тоже не по шерстке...» (из письма Б. Пастернаку, 20.12.1953 г.)

.

Умерла Мария Вениаминовна 19 ноября 1970 года в 1-й Градской больнице, причастившись в этот день Святых Христовых Тайн. Гражданская панихида была в вестибюле Большого зала Консерватории. Пришло множество людей, играли знаменитые музыканты. У изголовья стоял большой надгробный крест, который потом несли с пением «Святый Боже...». Пели все, это был настоящий крестный ход в центре Москвы.


«Прекрасна душа, прекрасна жизнь, прекрасны поступки...» - с таких слов началась проповедь отца Всеволода Шпиллера на отпевании Марии Вениаминовны Юдиной в Николо-Кузнецком храме.

«Вся жизнь покойной Марии Вениаминовны, посвященная красоте, и была таким стремлением к высшим и действенным ценностям красоты и прорывом в другой мир. Именно так она понимала искусство, братья и сестры, как совершающее этот прорыв в другую, высшую реальность»

  • Слово протоиерея Всеволода Шпиллера на отпевании Марии Юдиной

текст - Елена Куракина

Сайт пианистки

Великая пианистка Мария Юдина обещала Сталину молиться за него

Прославленная русская пианистка Мария Юдина была больше чем просто музыкантом. Ещё в юности она, помимо музыкальных занятий, посещала в своём родном городе Невеле философский кружок. Там она познакомилась с Михаилом Бахтиным, дружбу и переписку с которым сохранила до конца дней. Дальше была учёба в Петроградской консерватории. Свой выпускной год она провела в фортепьянном классе профессора Л. Николаева, где рядом с ней учились Владимир Софроницкий и Дмитрий Шостакович. Трудно представить, как она ухитрялась сочетать свои музыкальные классы со штудиями на историко-филологическом факультете Петроградского университета, но Юдиной это удавалось.

В 1921 году она окончила консерваторию, и престижная премия Антона Рубинштейна была поделена между нею и Владимиром Софроницким. "Мы оба, Софроницкий и я, - писала Юдина в своих воспоминаниях, - получили наградные рояли... на бумаге... Время было трудное".

Но по-настоящему трудное время для неё только начиналось. В 1930 году её уволили из консерватории, где она к этому времени вела фортепьянный класс. Мотив: "за религиозные взгляды". В двадцатые годы воинствующие атеисты Республики Советов всячески выкорчёвывали из людского сознания "опиум для народа". А тут педагог консерватории открыто высказывает совершенно крамольные мысли о том, что любая культура, любая сфера человеческой деятельности пуста без религиозных корней. Да ещё приводит примеры. Позволительно ли доверять музыкальное воспитание советских студентов политически незрелым людям?

С 1932-го по 1934 год Юдина работает в Тбилисской консерватории, а в 1936-м оказалась в столице и стала преподавать в Московской консерватории. Но через 15 лет профессора Юдину изгнали и оттуда. В тот момент, когда всем советским музыкантам было недвусмысленно указано на необходимость разоблачать упадочную музыку буржуазных композиторов, всех этих формалистов-модернистов, советская пианистка Мария Юдина восхищается сочинениями Стравинского, ведёт переписку с Булёзом, Штокхаузеном, Ноно, проявляет нездоровый интерес к творчеству Шёнберга - создателя додекафонии, Веберна, Хиндемита и других. И зачем-то исполняет сочинения Шостаковича и Прокофьева, непонятные народу.

В 1960 году Юдину снова изгнали. На этот раз из Института имени Гнесиных. Да и как было не выгнать? На своих концертах она выходила на бис с огромным крестом и читала стихи из "Доктора Живаго" - в то время, когда имя Пастернака заклеймлено всем советским народом! После смерти Ахматовой Юдина заказала панихиду по ней, о чём сообщил "Голос Америки". "Когда я ей об этом сказал, - вспоминал известный театральный деятель Виктор Новиков, - она перекрестилась: "Слава Богу, наконец-то и моё имя будет связано с именем Анны Андреевны..."

Поведение Юдиной в условиях советской действительности было настоящим гражданским подвигом. Разумеется, до 90-х годов об этом не говорилось ни в одной из публикаций о Юдиной и её творчестве, включая фундаментальный сборник 1978 года "Мария Вениаминовна Юдина". Свои взгляды она высказывала с редким бесстрашием. У Юдиной были две характерные черты: она никогда не лгала и была совершенно равнодушна к тому, что называется внешним лоском. На сцену она обычно выходила в простеньком, чуть ли не монашеском чёрном платье. И в кедах - из-за больных ног.

Гонения на диссидентку-пианистку неожиданно сошли на нет в военные годы. Все те, кто раньше критиковал Юдину за "безыдейность и политическую слепоту", вдруг стали петь дифирамбы, признавая её искусство "политически корректным" и "актуальным". Эта метаморфоза не могла произойти без какой-то очень серьёзной и веской причины. Дмитрий Шостакович в мемуарах, изданных за границей, подробно рассказал об этой самой причине.

Однажды в Радиокомитете раздался телефонный звонок, повергший в состояние ступора всех тамошних начальников. Звонил Сталин. Он сказал, что накануне слушал по радио фортепьянный концерт Моцарта № 23 в исполнении Юдиной. Спросил: существует ли пластинка с записью концерта? "Конечно, есть, Иосиф Виссарионович", - ответили ему. "Хорошо, - сказал Сталин. - Пришлите завтра эту пластинку ко мне на дачу".

Едва была повешена трубка, руководители Радиокомитета впали в дикую панику. Дело в том, что на самом-то деле никакой пластинки не было, а концерт передавали из студии. "Но Сталину, - рассказывает Шостакович, - смертельно боялись сказать "нет". Никто не знал, какие будут последствия. Жизнь человеческая ничего не стоила. Можно было только поддакивать".

Срочно вызвали Юдину, собрали оркестр и ночью устроили запись. Все тряслись от страха. И только Юдиной, как пишет Шостакович, было море по колено. Дирижёр от страха ничего не соображал, пришлось его отправить домой. Вызвали другого - та же история: сам дрожит и сбивает оркестр. Только третий дирижёр смог довести запись до конца. Это был уникальный случай в истории звукозаписи - смена трёх дирижёров. К утру запись была наконец готова. На другой день в сверхсрочном порядке был а изготовлена пластинка в одном экземпляре, который и отправили Сталину.

Но история на этом не закончилась. Через некоторое время Юдина получила конверт, в который было вложено 20 тысяч рублей - огромные по тем временам деньги. Ей сообщили, что это сделано по личному указанию товарища Сталина. И тогда она написала Сталину такое письмо: "Благодарю Вас, Иосиф Виссарионович, за Вашу помощь. Я буду молиться за Вас денно и нощно и просить Господа, чтобы он простил Ваши прегрешения перед народом и страной. Господь милостив, он простит. А деньги я отдам на ремонт церкви, в которую хожу".

В это трудно поверить. Сказать такое вождю... "Слова её звучали неправдоподобно, - пишет Шостакович. - Но она никогда не лгала". Свой рассказ об этой невероятной истории Шостакович заключает так: "С Юдиной ничего не сделали. Сталин промолчал. Утверждают, что пластинка с моцартовским концертом стояла на его патефоне, когда его нашли мёртвым".

По материалам радио «Радонеж»

«Какой же опыт надо иметь, чтобы так играть. Какую силу оригинальных интуиций духа и какую уверенность в их объективной реальности надо ощущать, чтобы создавать такое впечатление простой игрой на фортепиано», – восклицает вместе с героем своего романа «Женщина-мыслитель» Алексей Фёдорович Лосев, потрясённый игрой пианистки Радиной, прототипом которой была Мария Вениаминовна Юдина.

Для тех, кто знал гениальную пианистку, слушал её игру в зале или по радио, это имя навсегда осталось в сердце, настолько мощнозахватывающей была эта игра, по мнению критики не имеющая себе равной в нашем столетии.

Магия грандиозной личности присутствует всегда, особенно в творчестве. Об этом пишет и Лосев: «Она ворвалась насильственно, если не в жизнь мою, то в мой духовный опыт. Она внесла своей личностью целую бурю в мое сознание. Она мне вдруг доказала, что сейчас, вот сейчас, в этой нашей теперешней обстановке, есть что-то такое, чего я не знал, чему я должен удивляться, перед чем страшиться. Она заново открыла то, что я считал для себя давно открытым. Она мне, мне, мыслителю, преподнесла это открытие; мне, философу, утёрла, можно сказать, нос».

Мало кого оставляло равнодушным исполнительское искусство Марии Вениаминовны Юдиной.

В 1921 году она блестяще окончила Петроградскую консерваторию. Вместе с Софроницким стала последней обладательницей старинного звания «лауреат Петербургской консерватории».

Человек, глубоко верующий, Мария Вениаминовна открыто демонстрировала своё православие в безбожном советском обществе. Много претерпела от этого: была изгнана из Московской и Ленинградской консерваторий, лишена концертной деятельности, преподавательской работы.

«Я знаю лишь один путь к Богу – через искусство», – пишет Юдина в дневнике. Она понимала свой музыкальный дар как долг, который нужно вернуть. На восторженную хвалу в свой адрес Мария Вениаминовна отвечала: «А вот это уже не от меня». Это значит, что она отводила себе роль лишь посредника, проводника.

Юдина много играла Баха. Их связь была двухсторонняя: исполнительница искала Баха и нашла его, но во многом оказалась сотворена им, и прожила едва ли не бо льшую часть жизни своей, неся его духовные черты.

Миром в руинах была послеоктябрьская Россия, подобно Германии после 30-летней войны. И если Бах облегчал своим современникам психологический груз военных бедствий, если творчество его стало словом утешения, то он мог утешить также и людей послеоктябрьской России, искавших примирения с жизнью и ощущавших щемящую близость русского 20-го и немецкого 17-го веков. Эта близость не уменьшалась, кажется, ни разу за всё время существования Юдиной-бахианки и, может быть, особенно заметной стала после опустошения Второй Мировой войны. Во всяком случае, Мария Вениаминовна играла Баха поистине пронизывающе в своих концертах 50-х годов.

Об ответственности искусства перед жизнью говорит вся совокупность баховского творчества или баховское послание. А услышать и принять его Юдина сподобилась более всех отечественных музыкантов-исполнителей своего поколения, ибо была готова это сделать.

Разделяла ли пианистка мысль Михаила Бахтина : «Не только понести взаимную ответственность должны жизнь и искусство, но и вину друг за друга»? Полагаю, что разделяла, ибо она была человеком веры. А также, как деятельница христианской культуры, человеком вины. Вина перед страждущими буквально гнала Юдину в блокадный Ленинград, куда попасть было не просто без особых санкций. Попала, наконец, с артистической бригадой в феврале 1943 года. А потом, с июня, пребывала в Ленинграде четыре месяца. Выступала в концертах, играла на радио.

Очищающим и жизнесозидающим переживанием стала для Юдиной блокада. Чувство вины утолилось в реальной помощи блокадникам. И, просветлённая, обрела Мария Вениаминовна силы для поддержания самоё себя в последующие, поздние годы, которые испытывали её жестоко.

«Такая артистка, как Юдина, есть пророк. И место её не на ступенях, а скорее на плоскости, на плоту, где рядом стоят творящие музыку и внимающие ей», – считает музыковед, профессор Леонид Гаккель.

Внимающих Юдина ставит высоко. К слушателю она идет с доверием и любовью, ибо слушатель достоин их. Юдина невиртуозна. Дело не в каких-либо изъянах мастерства, – оно было без изъянов, – а в нежелании отчуждаться от публики, оберегать себя от неё посредством профессионального совершенства.

«Нисхождение было желанным для Юдиной как человека веры: служение малым сим», – продолжает Леонид Гаккель.

И, кажется, только в России музыканты-исполнители искали нисхождения, будучи великими мастерами. Только в России не радели о виртуозности, подымаясь на вершины своей профессии.

Мария Вениаминовна недаром любила русскую фортепианную музыку, отказавшуюся от виртуозности ради эмоционального сближения со своим слушателем.

Искусство Юдиной занимает место в ряду духовных величин. Всё у неё следует единому, избранному ею для себя закону, всё в ней принадлежит символическому типу культуры. Иначе и не может быть у христианского художника, если христианское учение гласит: «да будет всё едино». И чем крупнее музыкант, тем охотнее и полнее мыслит он об одновременном существовании эпох, культур, стилей, о Великом Едином.

Мария Вениаминовна Юдина отдавала невероятно много жизненных сил музыке 20-го века.

«Этот век, как и другие века, находится в непосредственном отношении к Богу», и что «нужно принимать на себя ответственность за всё, что происходит в современной музыкальной культуре, не перекладывая эту ответственность на прошлое», – говорила она.

Общение с музыкой Дмитрия Шостаковича значило сходство судеб, единство морали. Отсюда гениальное исполнительское воплощение его сочинений.

В 1933-1938 годах Юдина выступала со 2-ым фортепианным концертом Прокофьева. Слышавшие свидетельствуют, что это было событие. Исполняла она произведения запрещенного тогда Стравинского, западных композиторов: Бартока, Хиндемита, Мессиана.

В ритме, дыхании, интонациях её игры часто присутствует русское поэтическое слово, по крайней мере, его дыхание и ритм.

«Пламенно любя и боготворя русскую поэзию всех веков, включая нетленную красоту церковнославянских песнопений, я хочу слышать у Шуберта, Брамса, Малера, а также у Иоганна Себастьяна Баха русское слово. Этот русский текст и даёт вокальной литературе её зримую, ощутимую, слышимую всемирность и вечность», – говорила она.

Когда Юдина во время своих концертов читала с эстрады стихи русских поэтов-современников, это не было расточительством и тем более тщеславием начитанного музыканта. Не было это и сознательной культурно-политической демонстрацией. Слово сотрудничало со звуком в поисках смысла вещей, и, кроме того, Юдина обретала себя в воспроизведении слова и звука. И цель общения достигалась при этом вернее: мы читаем вместе, как в музыке, как в искусстве поэзии.

Среди пианистов Юдина выделялась тем, что всю жизнь находила новые откровения в сочинениях классиков. Многое она играла не так как принято, вызывая удивление даже у таких крупных музыкантов, как Нейгауз и Рихтер.

Любое музыкальное произведение она осмысливала с позиций собственного философского прочтения. И творение композитора выходило из-под её рук с отпечатком, так сказать, личностного отношения.

«Об игре Марии Вениаминовны писали, и ещё будут писать специалисты, – говорит её сестра Вера Вениаминовна. – Я приведу только одно её шутливое высказывание. Когда муж спросил, как она играет своим неправильно сросшимся пальцем, Мария Вениаминовна иронически ответила: «Неужели вы думаете, что играют руками? Играют вот чем», – и она постучала себе по лбу».

«Слушание музыки не есть удовольствие, – говорила Мария Вениаминовна. – Оно является ответом на грандиозный труд композитора и чрезвычайно ответственный труд художника-исполнителя. Слушание музыки есть познавательный процесс высокого уровня».

Она возвращала высокую цену искусству музыки. Да, впрочем, во все времена это было задачей выдающихся исполнителей – возвращать музыке её цену. Ибо любая музыка рано или поздно начинает приобретать привкус общего места. Любая музыка: и Бах, и Моцарт, и Шопен нуждается в прибыли жизненных сил, а такую прибыль могут доставить только исполнители. Юдина доставляла её.

Моральная обязанность нашей выдающейся артистки служила славе и достоинству музыки, но также и достоинству слушателя.

Вот что рассказывает о Марии Вениаминовне её ученица Артоболевская: «Она считала, что и законы искусства подчинены стремлению к истине и добру, как бы пребывают в тайной связи с нравственными нормами и законами духа».

Некоторые произведения в её исполнении не только восхищали и представали исполнительскими шедеврами, но являлись как бы окнами в глубины её личности, буквально учили жить. Так исполняла она «32-е вариации» Бетховена, а, наряду с этим крупномасштабным произведением, «Вещая птица» Шумана буквально осталась на всю жизнь в ушах и сердце никогда не забываемой колдовской загадкой по воздействию на её душу.

Что бы она ни играла, её исполнение всегда было естественно, свободно, бескомпромиссно. Она не заискивала перед слушателями, не поступалась ни на йоту своими убеждениями ради того, чтобы угодить публике или облегчить себе достижение признания. Она не отказывалась от самых сложных идей, трактовок ради понятности, так как глубоко верила в то, что истинно прекрасное понятно, что оно может быть доступно всем, кто стремится его постигнуть.

Великие люди, а к ним мы причисляем и Марию Вениаминовну Юдину, с рождением своим приходят в мир людей с тем, чтобы уже не покидать его. Они преображают этот мир силой своего духа, своего гения, своего сострадания.

«Жизнь и служение Марии Вениаминовны Юдиной, нашедшей в себе силы в тяжёлые годы гонений сохранить в своём сердце искреннюю веру во Христа и Его Церковь, найдут своего исследователя и будут по достоинству оценены потомками». С таким заявлением выступил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II


Эти слова Его Святейшества содержатся в ответе на письмо жителя американского города Дублин, что в штате Огайо, Питера Форда. Тот обратился к Патриарху с просьбой рассмотреть вопрос о церковном признании заслуг великой советской пианистки.

Творчество Марии Юдиной, скончавшейся в 1970 году, стало известно на Западе только в последние десятилетия. При своей жизни она гастролировала исключительно по СССР и не особо стремилась в зарубежные поездки. Согласно опросу профессиональных критиков, проведённому журналом « Grammofon », Мария Юдина входит в десятку лучших пианистов мира за всю историю существования звукозаписи.

Говорить о творчестве великих музыкантов невозможно, его надо слушать. Упомянем лишь, что трактовки Юдиной поражают продуманной оригинальностью, делающей их уникальными. Пианистка нередко отходила от указаний композиторов, но самые придирчивые меломаны не могли предъявить претензии в ненужном эпатаже.

Диапазон интересов Юдиной в музыке потрясает – от хрестоматийных вещей Баха до новинок фортепианной музыки ХХ века. В годы хрущёвского самодурства и борьбы с модернизмом пианистка исполняла сочинения Берга, позднего Стравинского и даже лидера тогдашнего авангарда Штокхаузена, с которым вела дружескую переписку.

При этом, как многие великие, Юдина мало обращала внимание на бытовую сторону жизни. Она изрядно шокировала Игоря Стравинского во время его визита в СССР в 1962 году, представ перед ним в стоптанных кедах и поцеловав руку любимому композитору.

И в годы правления Сталина, и во времена хрущёвского антиправославного беспредела Мария Юдина не скрывала от окружающих своей религиозности. Более того, старалась при первой возможности проповедовать и ученикам, и всем окружающим веру во Христа как Спасителя всего человечества. Будучи по рождению еврейкой, Мария Вениаминовна в юные годы всем сердцем приняла православие и оставалась верной ему до конца своих земных дней.

В 1930 году Юдину, уже ставшую профессором, «за религиозные убеждения» увольняют из Ленинградской консерватории. Несколько лет она живёт и работает в Тбилиси. Но в 1936 году Мария Вениаминовна возвращается, правда, не в Питер, а в Москву, где до конца жизни преподаёт в консерватории и институте имени Гнесиных. Беспрепятственно даёт концерты, всегда становившиеся праздником для тех, кто любит прекрасное в музыке.

Оказывается, большим поклонником творчества Юдиной был сам «великий вождь и учитель». Сейчас не особо афишируется, что Сталин был большим меломаном, предпочитая шедевры Баха и венских классиков (Гайдна, Моцарта, Шуберта, Бетховена), а также классическую оперетту. А вот модернистские эксперименты, как шутливо говорится, «терпеть ненавидел». Вкусы вождя нашли своё полное отражение в знаменитой комедии «Музыкальная история» с Сергеем Лемешевым в главной роли.

Любимым музыкантом Сталина был гениальный пианист Владимир Софроницкий . Иосиф Виссарионович даже возил его с собой на Потсдамскую конференцию 1945 года, чтобы произвести впечатление на президента США Трумэна, известного любителя фортепианного искусства.

Впечатление было произведено такое, что после этого Софроницкому прощали даже его увлечение кокаином, который музыкант нередко принимал перед концертом (один из таких «кокаиновых концертов» 1951 года в Большом зале Московской консерватории недавно был выпущен в формате МР3 «Русской музыкальной группой»).

С Юдиной Сталин никогда не встречался. Известный музыкант и культуролог Соломон Волков приводит в своей книге о культуре Санкт-Петербурга со слов Дмитрия Шостаковича такую историю. Как-то в конце 30-х годов вождь услышал по радио один из фортепианных концертов Моцарта, скорее всего, свой любимый двадцать третий. Исполнение настолько его потрясло, что он попросил срочно принести ему пластинку с этой записью.

Но оказалось, что по радио шла прямая трансляция концерта с участием Марии Юдиной, который не записывался. В экстренном порядке ночью пианистка с оркестром в студии записывает музыку Моцарта и также экстренно в нескольких экземплярах изготовляется пластинка. Сталин слушает музыку ещё раз и в знак восхищения передаёт через помощников Юдиной 20 тысяч рублей – огромную по тем временам сумму.

Как истинная христианка, Мария Вениаминовна пишет «великому вождю» благодарственное письмо. В нём сообщает, что деньги передала храму, прихожанкой которого была, и будет молиться за здоровье Иосифа Виссарионовича и за то, чтобы Бог простил ему многочисленные прегрешения, прежде всего, гибель множества ни в чём неповинных людей. Сталин ничего не ответил Юдиной. Но, по словам Волкова, когда после смерти вождя составляли опись вещей, находившихся в комнате, где скончался Сталин, в неё вошла и та самая пластинка.

«Жизнь Марии Вениаминовны – как и многих других её верующих современников, испытавших на себе всю тяжесть антирелигиозной политики советской власти, - является ярким свидетельством стойкости в вере и гражданского мужества, - считает Святейший Патриарх Алексий II . – Этот пример исповедничества чрезвычайно важен для современного человека, подчас окружённого ложными представлениями о жизни, ибо помогает понять очевидную истину: как бы ни были ценны земная жизнь, достаток и комфорт, - во всех случаях они не ценнее вечности».

К сожалению, при нынешних руководителях телерадиовещания, да и культуры в целом, для того, чтобы ознакомиться с потрясшим самого Сталина творчеством Марии Вениаминовны Юдиной требуется приложить немало усилий, хотя Михаил Швыдкой ещё два года назад обещал, что канал «Культура» подготовит о великой пианистке цикл передач.

Пока же мы советуем нашим читателям обратить внимание на два диска с записями пианистки, выпущенных РМГ в формате МР3 (около 12 часов звучания). Они дают довольно широкое представление об искусстве Юдиной и широте её интересов – от прелюдий и фуг Баха до сонаты Альбана Берга.



Рассказать друзьям